Top.Mail.Ru
«Нет, кроме шуток, жаль же человека...» | СМИ о Московском драматическом театре

В спектакле «Мера за меру» Московского драматического театра им. Пушкина (реж. Деклан Доннеллан) в роли Лючио занят актер Александр Феклистов. В Тарту и Таллинне постановку можно было посмотреть в рамках фестиваля «Золотая Маска в Эстонии».

На тот момент номинаций на престижнейшую театральную премию России у спектакля еще не было, но организаторы не ошиблись с выбором: как стало известно в середине ноября, «Мера за меру» претендует на «Золотую Маску» в пяти номинациях, среди них – «Лучший спектакль большой формы», «Лучшая работа режиссера» и «Лучшая мужская роль».

Александр Феклистов, кстати, стал в 1995 году первым актером, получившим «Золотую Маску» за лучшую мужскую роль. И хотя его роли в шекспировских спектаклях Деклана Доннеллана на «Золотую Маску» не номинировались, для ирландского режиссера Феклистов стал талисманом, как, впрочем, и Доннеллан – для Феклистова.

Соседство Шекспира и телесериалов

– Пять лет назад, приехав в Таллинн с «Двенадцатой ночью», вы сказали в интервью «ДД», что с точки зрения душевного комфорта Деклан Доннеллан воплотил все ваши театральные мечты. Это ощущение сохраняется по сей день?

– Да, конечно. Несомненно! Иначе я бы не сидел сейчас здесь... После «Двенадцатой ночи» Деклан поставил «Бурю» по одной из лучших пьес Шекспира, я там играю уродливого дикаря Калибана. «Мера за меру» – совсем свежая работа, мы сделали ее в прошлом ноябре. Начинали, как всегда, в лесах... Все последние работы Деклан начинал на выезде – в домах отдыха, на каких-то базах, на реках. Мы посещали разные странные учреждения.

На этот раз должны были посетить тюрьму и монастырь – понятно, почему: в пьесе Шекспира часть действия происходит в тюрьме, плюс героиня там – монахиня, значит, монастырь тоже нужен. В тюрьму нас, ясное дело, никто не пустил, но в монастырь мы съездили. Провели время с пользой для дела.

– Чем для вас так хорош Деклан Доннеллан?

– Ну, тут ведь как... Режиссер или создает новый мир совместно с актером, или просто помогает ему репетировать. Или вообще настаивает на собственной версии мира – а наши, актерские, миры не учитывает... Пути есть разные, я не говорю, что одни плохи, а другие хороши. Но мне ближе создание нового мира – даже если меня обманывают, даже если на самом деле режиссер создает мир против моей воли.

Актерство – это ведь профессия, в которой детская душа должна присутствовать очень долгое время, чем дольше, тем лучше. Мы, как дети, все равно тянемся к тем, кто дает понять, что нечто создаем мы сами – а не кто-то велит нам что-то создать... Доннеллан – человек энциклопедических знаний, он очень тонкий философ, он психолог, у него прекрасное чувство юмора. И он делает всё, чтобы актер ощущал душевный комфорт. Это очень важно, без этого я – в своем возрасте – уже не хочу работать.

– Насколько «Мера за меру» – политический спектакль? Параллели с тем, что происходит в России, лежат на поверхности: благочестивый наместник герцога правит городом так, что его стремление к праведности оказывается хуже порока...

– Конечно, какие-то отзвуки я в пьесе слышу. После второй или третьей читки у меня, скажу честно, был шок от того, насколько описанное Шекспиром похоже на то, что происходит в России. Естественно, впоследствии это ощущение только обострилось. Даже год назад «Мера за меру» была очень актуальна по тематике, по остроте. А сейчас – уже и говорить нечего... С другой стороны, Деклан говорил, что нам нужно уходить как можно дальше от политических аллюзий. Мы не должны проводить буквальные параллели. Да, мы во всем этом живем, но это фон, а заниматься нам нужно совершенно другим. Пусть театроведы анализируют пьесу постфактум – нам их выводы никак не помогают.

– Творческая свобода в России остается прежней?

– Как вам сказать... Дело не в творческой свободе. Дело в том, что я как актер все чаще получаю предложения, напоминающие о временах даже не моей юности, а об эпохе до нее. Мне сейчас предлагают сценарии, авторы которых ставят перед собой абсолютно пропагандистские, агитационные задачи, создают миры, которые не существуют, ищут внутреннего и внешнего врага... Все меньше фильмов про людей, все больше – про каких-то странных монстров.

– Но есть, допустим, телесериал «Сваты», в котором вы тоже играли, хотя и совсем другую роль. Когда актер балансирует между Шекспиром и «Сватами», играет вперемешку очень-очень разные роли, это для него хорошо или нет?

– Не знаю, хорошо это или плохо, но такова наша актерская профессия. Мы вольны от чего-то отказываться: многие вовсе не снимаются в телесериалах, многие не работают в театре... Я выбрал паритетный путь, позволяющий иногда есть хлеб с маслом – и заниматься тем, что я люблю, в театре. Там как-то ответственнее подходишь к роли – ты отвечаешь за каждый шаг, на тебя все время смотрят. В сериале все чуть по-другому. Там бесконечное количество каких-то удачных или неудачных моментов, так что успех всему предприятию обеспечивает, по сути, стечение обстоятельств. Мне соседство Шекспира и телесериалов не мешает.

Настройки внутреннего навигатора

– Когда вы выходите на сцену в спектакле вроде «Мера за меру», у вас есть убеждение, пусть подсознательное, что спектакль может и должен как-то повлиять на кого-то, что-то изменить?

– Нет, я никогда не верил в это – и сейчас не верю. Не думаю, что в ком-то что-то проснется, пробудится. Когда у нас формируется внутреннее ощущение эпохи, отношение к каким-то событиям, особенно к таким, какие мы наблюдаем в последнее время, включаются совсем другие механизмы. Вряд ли это отношение может поменять театральная постановка. Зритель может разве что убедиться в чем-то... Но, наверное, во лжи убеждаться легче. Я теряюсь, когда читаю сценарии про украинских боевиков, сжигающих русские хаты. Мне становится не по себе.

– Если спектакль может максимум подтвердить что-то, но не может убедить, – в чем смысл театра?

– В чем вообще смысл?.. Наверное, этот вопрос мне зададут уже там (показывает наверх). Тем не менее – для чего я прихожу в театр? Может быть, кто-то и не знает, для чего он приходит, но я прихожу, чтобы подключиться к какому-либо характеру – и попробовать делить с ним его проблемы, его боль, его страдания.

Сопереживать ему. Вы этого никогда не получите ни в кино, ни у телевизора. При чтении книги – может быть, но театр при умелом обращении с профессией режиссера и актера дает куда больше. Иног­да случаются чудеса, когда ты понимаешь: это ты, это про тебя, это с тобой происходит. Вот как надо поступать!.. Если у актеров и зрителей остается кусочек детского восприятия, чудо случается: мы чему-то научаемся в своей душе. По крайней мере, хочется в это верить. А политические аллюзии – это отдельная песня. Сколько я ни смотрел спектакли любимого и уважаемого мною Юрия Петровича Любимова, который недавно от нас ушел, – всегда это был памфлет, какая-то сатира на власть, и я убеждался в том, что, да, я тоже так думаю, – но смотрел я при этом совершенно на другое.

– В программке спектакля цитируется Адам Смит: «Добродетели стоит опасаться больше, чем греха, ибо ее чрезмерность не контролируется сознанием». Вы согласны?

– Мы привыкли манипулировать этими понятиями, привыкли думать, что вот это хорошо, а вот это плохо. Что добродетели нужно верить... Но в жизни все ведь очень сильно меняется. Я встречаю людей, которые мне бесконечно приятны, – и они стоят на точке зрения, которая прямо противоположна моей. И наоборот.

Как с этим быть? Мне кажется, наши организмы, наши души и мозги всегда имеют свойство, которое еще предстоит открыть будущим нобелевским лауреатам: мы понимаем, в какую сторону идти, к каким людям прилеп­ляться. И такие вот шуточные, иезуитские фразы – вроде фразы Адама Смита – настройки внутреннего навигатора не собьют. Мы все равно так или иначе поймем, что нужно делать. Как говорил Бердяев, в каждом человеке, стоящем на мавзолее, есть Бог, – хотя мы знаем, какие приказы эти правители подписывали и сколько людей из-за них погибло. Но они были прекрасные, улыбчивые мужи, которые олицетворяли для миллионов добродетель...

– В недавнем интервью вы сказали: «Я испытываю некоторую растерянность перед жизнью, хотя понимаю, что к моему возрасту уже надо было бы определиться с задачами, позициями и целями». Это отпечаток эпохи – или ваше личное ощущение?

– Эпохи имеют свойство повторяться, эпоха – это пружина, спираль, круг, может быть, даже ада. Это все мы сейчас наблюдаем, удивляться нечему – и теряться тоже не перед чем. Конечно, мы всякий раз, как в хорошей пьесе, заново удивляемся перерождению людей, их озлоблению. Добродетель отнюдь не торжествует – по крайней мере в России. Но это свойство человеческой натуры. Да и в актерской профессии должна сохраняться неуверенность.

Мы не можем быть уверены во всем – во фразе, в себе, в интонации, в тональности. Иначе это будет неживая ткань. И потом – я сын военного, а мы все пытаемся оттолкнуться от того, чему нас учили, к чему призывали. Мой отец прошел войну, добился всего сам, воспитал и выучил двоих сыновей, построил крепкий дом, он был уверенным в себе человеком. Он одним из первых сдал партийный билет... Это свойство характера. Я – другой.

Справка «ДД»:

• Александр Феклистов родился 7 декабря 1955 года в Ленинграде. Окончил в 1982 году Школу-студию МХАТ (курс Олега Ефремова), в 1982-1988 и 1995-2001 годах – актер МХАТа.

• В кино дебютировал в 1984 году в фильме Алексея Симонова «Отряд». Среди киноролей – мистер Хайд («Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»), Сандро из Чегема («Пиры Валтасара»), Столыпин («Империя под ударом»), Вячеслав Молотов («Звезда эпохи»), Тесть («Обитаемый остров»), отец Митрофаний («Пелагия и белый бульдог»).

• Постоянный участник спектаклей театральной компании Cheek by Jowl под руководством Деклана Доннеллана и Ника Ормерода.