Top.Mail.Ru
ДЕКЛАН ДОННЕЛЛАН: «ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ОТЧАСТИ РУССКИМ» | СМИ о Московском драматическом театре

Режиссер Деклан Доннеллан, всегда с особым интересом исследующий Шекспира, на этот раз выбрал для постановки на российской сцене пьесу его современника – Фрэнсиса Бомонта, датированную 1607 годом (премьера «Рыцарь Пламенеющего Пестика» вышла в марте в Театре им. Пушкина). Чем история начала XVII века оказалась созвучна современности? Об этом режиссер рассказал «Театралу».

– Деклан, вы не в первый раз обращаетесь к эпохе Шекспира. Чем она интересна?
– Человек только и делает, что говорит о других людях. Есть даже антропологическая теория, утверждающая, что язык, как средство коммуникации, появился, когда у приматов возникла необходимость обсудить вожака стаи в его отсутствие… Ну, а если без шуток, то эти пьесы привлекают меня, главным образом, тем, что они рассказывают про людей. Человеческая натура не изменилась со времен Шекспира, Бомонта или Модлтона. Когда я читаю их произведения, мне кажется, что они написаны о нас.
«Рыцарь пламенеющего пестика» – необыкновенно злободневная для современной Европы пьеса. Бомонт писал ее в то время, когда популистское движение ополчилось и против театра, и против интеллигенции в принципе. Интеллектуальную элиту ненавидели. К сожалению, это актуально и сейчас.

– В чем именно состоит конфликт пьесы?
– По сути, это конфликт образованной части общества и толпы. Сюжет завязывается во время представления «Лондонский купец», когда на сцену внезапно выходят двое зрителей и нарушают ход действия. «Нам очень нравится ваша постановка, вот только она скучновата. Впрочем, не расстраивайтесь: у нас есть несколько предложений, как ее улучшить. Надо всего лишь сменить декорации, ввести роль рыцаря, добавить пару песенок и танец – и все заиграет новыми красками», – говорят они. На первый взгляд забавная история вскоре становится пугающей. Она ужасно напоминает наше время, когда, имея выход в интернет и возможность беспрепятственно публиковать свои мысли по любому вопросу, каждый считает себя экспертом. Этакая демократия в один клик. Интернет подпитывает фантазию, что каждый может стать звездой. Конечно, все это рассказывается в шутливой манере, однако вопросы здесь поднимаются достаточно серьезные. Как все закончится? Как и в любой хорошей пьесе, двояко. Народ добьется своего, разрушит спектакль. Но нужно быть очень осторожным, когда получаешь желаемое.

– Для России история чрезвычайно болезненная…
– Люди, которые стремятся упростить мир, есть в любой стране. Они хотят контролировать искусство, хотят, чтобы оно транслировало ложь и представляло жизнь проще, понятней, безоблачней, чем она есть на самом деле. Кто-то назовет это безобидным эскапизмом, но «безобидный эскапизм» – это оксюморон: избегание четного взгляда на действительность не может остаться без последствий.

На сцене мы нередко наблюдаем героев, непохожих на нас. Порой они совершают поступки, которые мы, скорее всего, не совершили бы. И все-таки мы чувствуем с ними связь, разделяем их переживания. Эмпатия позволяет нам соединяться с ними. Это значит, что театр учит нас жить среди непохожих на нас людей. Мир многообразен, и только таким он и должен быть, потому что мир, в котором все одинаковы, – это обман, созданный, чтобы продавать товары потребителям и политические партии избирателям. И «Рыцарь пламенеющего пестика» исследует все эти темы.

По сюжету вашего спектакля, действие происходит в театре. Как-то в интервью нашему изданию Евгений Писарев сказал: «Я довольно часто ставлю спектакли о театре. Это потому, что, как мне кажется, я знаю театр и внутри театральной истории могу рассказать, как понимаю мир вообще». А для вас эта мысль актуальна?
– Вы знаете, первый признак глубокой зрелости Шекспира проявляется в пьесе «Ричард III», где он начинает говорить, что все люди, по сути, актеры. Да, действительно, жизнь – это спектакль. Но это не значит, что жизнь – притворство. В то же время нам, режиссерам, не следует думать, что мы рассказываем со сцены правду, ведь правду не знает никто. Как художники, мы не должны сознательно пытаться донести до людей «правду» – это тщеславие. Живой опыт делает театр прекрасным, а не чья-то «правда». Театр – это иллюзия, и мы должны отдавать себе отчет в том, что мы создаем иллюзию и приглашаем зрителя исследовать эту иллюзию вместе с нами. Но иллюзия не значит вранье. Если иллюзия написана мастерски, она может даже помочь разрушить заблуждения.

– Деклан, вы довольно часто работаете в России. Чем вам интересны российские артисты?
– Вместе с моим постоянным соавтором, художником Ником Ормеродом, мы ездим в Россию с советских времен. Мы работает здесь так часто и имеем здесь так много близких людей, что чувствуем себя отчасти русскими. Логически я этого объяснить не могу, но в России у нас возникает ощущение семьи: здесь как дома. Работая с русскими артистами, я обнаружил, что им не нужно объяснять многие важные для меня вещи. Потому что для них важно то же самое, что и для меня. Например, ощущение ансамбля. С некоторыми артистами я работаю уже несколько десятилетий и невероятно благодарен им за то, что между нами сложилось такое взаимопонимание.

– На главную роль вы вновь пригласили Александра Феклистова, с которым не раз работали, ставя спектакли для Международного Чеховского фестиваля.
– Александр играл во всех наших русских спектаклях: «Борис Годунов», «Три сестры», «Буря», «Двенадцатая ночь», «Мера за меру», и вот теперь «Рыцарь Пламенеющего Пестика». Он невероятный артист, и я обожаю с ним работать, как и со всеми моими постоянными актерами в России: Андреем Кузичевым, Анной Вардеванян, Алексеем Рахмановым, Кириллом Сбитневым, Игорем Тепловым. Но также мне было очень приятно начать работать с новыми людьми: Агриппиной Стекловой, Назаром Сафоновым, Данилой Казаковым, Сергеем Миллером, Кириллом Чернышенко, Анной Кармаковой. Все они без исключения прекрасны и не перестают меня удивлять. Я ими очень доволен.


– Но тем не менее, испытываете ли вы сложности, работая с иностранцами? Случаются ли недопонимания из-за разницы менталитета, культурного кода, языка?
– Наша команда всегда игнорировала все языковые барьеры. Конечно, работая за границей, мы в некоторой степени зависим от переводчиков, но на самом деле языковые различия вообще не являются проблемой, потому что слова – лишь малая составляющая коммуникации. Это сложно объяснить, но я попробую. Все великие писатели знают, что слова только ведут тебя по пути коммуникации, но не способны до конца донести твою мысль или чувство. Скажу даже больше: язык – главное препятствие общения, как бы парадоксально это ни звучало. Поэтому ставить на иностранном языке – это даже некоторая свобода. Ты как бы освобождаешься от груза слов, опасного порой груза. Так что в разных странах я работаю совершенно одинаково.

– Как вы выбираете артистов?
Как почти любой режиссер – через кастинг. Честно говоря, терпеть не могу кастинги, и это одна из причин, почему мне нравится ставить в России: здесь тебе дается труппа, с которой ты будешь работать. В Англии система такова, что ты проводишь больше времени, набирая людей, чем репетируя. Хорошо, когда приходит свежая кровь, но не очень хорошо каждый раз работать с новой командой.

– Почему вы отдаете предпочтение именно Театру Пушкина?
– Так сложилось, что Евгений Писарев был моим ассистентом в спектакле «Двенадцатая ночь». Потом он возглавил прекрасный театр, который мы очень любим, и наши творческие отношения продолжились. Первым совместным проектом стал спектакль «Мера за меру», который до сих пор идет в репертуаре и гастролирует по миру. Евгений – не просто наш соратник, он наш близкий друг, наши отношения с Театром Пушкина по-настоящему уникальны. Мы их очень ценим.

– В России вы ставили и Пушкина, и Островского, и Чехова. Эти писатели тесно связаны с русской культурой и русским мировоззрением. Что Вы находите в этой литературе лично для себя?
– Классика, мне кажется, не имеет принадлежности к определенной культуре. Произведения Шекспира или Расина затрагивают вечные человеческие темы – любви, утраты, раскаяния, которые близки всем. Эти авторы показывают нам жизнь уже сотни лет. Можно сказать, что жизнь и является жанром их произведений.
У меня есть несколько критериев, по которым я выбираю пьесу. Во-первых, она должна подходить артистам, с которыми я буду работать, во-вторых, быть достаточно богатой, чтобы мы могли исследовать ее долго – на протяжении всего периода, пока ее будут играть, потому что работа над спектаклем не заканчивается после премьеры.
Почему я выбираю именно классику? Ну, великие пьесы говорят о грехе, чувстве вины, покаянии, возмездии… Конечно, об этом вам расскажет и любой хороший сериал про полицейских. Но у классиков это получается лучше. «Макбет» – это не просто отличный триллер. Чем глубже ты проникаешь в пьесу, тем меньше понимаешь ее. И это настоящая загадка жизни. Великое произведение искусства невозможно понять до конца, оно всегда будет удивлять тебя, как подброшенный в небо бриллиант будет переливаться разными цветами. Только великие тексты, обладающие философской и духовной глубиной, способны на это. И так уж получилось, что именно такие произведения написали Пушкин, Островский, Чехов…

– С вашей точки зрения, как ставить классику, чтобы она звучала современно?
– Классику надо любить и уважать как дорогого друга, а не как холодный монумент. На самом деле, приступая к репетициям, нужно сделать глубокий вдох и просто позволить себе удивляться тому, что рождается в репетиционном зале. Жизнь в спектакль вдохнут артисты – это они отвечают за то, чтобы рассказать историю зрителям; как режиссер я лишь приглядываю за этим спонтанным процессом и слежу, чтобы ничто не нарушало связи между артистами и пьесой, ничто не мешало этой интимности.

– А что может ее нарушить?
– Ну, например, те самые «невинные наблюдатели», которые выходят на сцену в нашем нынешнем спектакле. Вроде бы они жмутся в уголке, стараются «не мешать», но на самом деле моментально уничтожают всякую надежду на создание интимной обстановки, мешают выстроить связи между персонажами.

В современной жизни многое незаметно подрывает близкие связи. Сильнее всего их разрушает иллюзорная, фальшивая связь, вроде интернета. Подобно тому, как когда-то верили в советскую пропаганду, говорившую о равенстве, сегодня многие верят, что интернет соединяет людей. Потребуется много времени, чтобы очнуться от этого заблуждения. Самые добрые намерения иногда оборачиваются опасностью. Именно это и случилось. Из-за ресурса, который обещал так много хорошего, мы с каждым годом становимся все более разобщены…