Top.Mail.Ru
Чистый театр | СМИ о Московском драматическом театре

В мощной обойме громких премьер февраля, среди которых упоительный "Евгений Онегин" РимасаТуминаса и провокационный "Идеальный муж" Константина Богомолова, спектакль Юрия Бутусова "Добрый человек из Сезуана" занял совсем особое место.

Вместо сильно действующих художественных и публицистических средств, которых естественно ждать от спектакля по знаменитой пьесе Бертольта Брехта, Бутусов отправился джазовать и медитировать вослед за музыкой Пауля Дессау и поэзией самого Брехта в нежном и свежем переводе Егора Перегудова.

Ни одного выпада против режима, ни одного зонга, исполненного на злобу дня. В разгар сезона этот поэтический и меланхолический подход Бутусова кажется едва ли не вызывающим.

Посадив на сцену оркестрик "Чистая музыка" под управлением Игоря Горского, заставив актеров театра им. Пушкина петь по-немецки, транслируя перевод бегущей строкой (как в настоящей опере), режиссер окунул публику в глубоко оригинальный и экзистенциальный строй пьесы. Пространство, созданное Александром Шишкиным, открывает сцену до самых колосников и кирпичной кладки стены, и три дерева, спустившись сверху, вызывают чувство щемящей нежности к ненастоящей природе. В это же чувство погружает и музыка с ее почти джазовой, меланхолической партитурой.

Сумерки, в которых боги приходят в город, чтобы подарить проститутке Шент Те денег, давно въелись в строй и ритм его жителей. Бутусов вместе с хореографом Николаем Реутовым вписывает бедность и несчастье в саму пластику человеческих тел. У печального Ванга (Александр Матросов), продавца воды, скрюченного в ДЦП, есть особая связь с богами. Собственно, их здесь всего один, и это - хрупкая болезненного вида девушка (Анастасия Лебедева), которую Ванг в финале уже носит на руках. Сам же он время от времени возвращается в спокойное и здоровое состояние тела, чтобы печально продолжить повествование.

Безработный летчик Янг Сун в исполнении Александра Арсентьева - еще одно воплощение смятения и немощи, добра и зла в одном надтреснутом флаконе жизни. Любовь, которая сотрясает его тело, с легкостью превращается в циничный прагматизм, но в секунду отступает под новым напором страсти.

Гениальный брехтовский сюжет о доброй Шен Те, которая придумала злого брата Шуи Та, чтобы защитить себя от бед, стал для режиссера еще одним поводом поговорить о мире, в котором добро и зло давно не различимы, в котором немощные боги (хрупкая богинька) раздавлены так же как и люди, яростно кричащие о своей беде. Он уже воплотил его однажды в спектакле Театра им .Вахтангова "Мера за меру", заново открыв эту мучительную и безнадежную пьесу Шекспира.

Здесь, в брехтовском сюжете, ему, кажется, уже нечего было добавить к сказанному. Но в новом спектакле возникает мотив, который ему становится важен: только яростная, бесстрашная битва человека за самого себя в сумрачном, наползающем со всех сторон море бед, и есть смысл существования, по Бутусову. Так, по крайней мере, ведет себя главная заглавная героиня. Шен Те, добрый человек из Сезуана, в исполнении Александры Урсуляк.

Раскованная, ничего не боящаяся, виртуозная в пластике и вокале, поющая зонги, точно она только что из Берлина, резко сменяющая маски и сквозь размазанный от слез грим яростно глядящая прямо в зал, она - пульсирующее сердце всего этого сложного, без привычных для Бутусова аттракционов, спектакля.

Мощь и ярость, отчаянье и богоборческий вызов, опустошение и смятение, наконец - немой экспрессионистский крик, почти как у Мунка - все это волнами сотрясает тело хрупкой актрисы, овладевшей забытым искусством трагического гротеска.

Собственно, так она и поет финальный зонг, уже безоговорочно подчиняя себе зрительный зал: "Ваш мир жесток! Слишком много нужды. Слишком много отчаяния! Протягиваешь руку бедняку, а он вырывает ее! Помогаешь пропащему человеку - и пропадаешь сам! ...Наверно, есть какая-то фальшь в вашем мире".