БЫВШИЕ ЛЮДИ

Михаил Булгаков написал «Зойкину квартиру» во многом благодаря настойчивости Василия Кузы, актёра и завлита 3-й студии МХАТ (накануне её переименования в Государственный театр имени Вахтангова), где в октябре 1926 года состоялась премьера постановки Алексея Попова. Спектакль имел большой зрительский успех, на него приезжали сильные мира сего, чтобы инкогнито посмотреть второй акт, когда пошивочная мастерская превращалась в публичный дом. Спектакль прошёл 198 раз и был исключен из репертуара театра с формулировкой «за искажение советской действительности». Без малого век спустя, в сентябре 2023 года, «Зойкина квартира» вернулась на историческую Вахтанговскую сцену, пусть и всего на два вечера: Театр имени А.С. Пушкина показал здесь свою недавнюю премьеру при полных аншлагах. «Неправильные» по советским меркам персонажи Булгакова закружились в вихре времени, социальных параллелей и противоречий, став главными действующими лицами тонкого, ироничного, гротескного музыкального спектакля Евгения Писарева, поставленного в жанре нуар-драмы.

Стремление спрятаться в четырех стенах и подглядывать за внешним, враждебным миром через замочную скважину – вот что движет героями многих пьес, написанных на излете НЭПа. Противостояние «Я» и «Другие» доходит в «Зойкиной квартире» до трагифарса: сомнительное «ателье» женской прозодежды парадоксальным образом является последним пристанищем для тех, кто не способен принять и встроиться в советскую действительность. А на деле – богемным притоном. Грезя об эмиграции, потеряв средства к существованию, люди из «бывших» оказались на бездорожье между миром, навсегда оставшимся в прошлом, и набирающим силу и мощь социалистическим будущим. Их чужеродность – очевидна, а столкновения с настоящим – болезненны и неизбежны, пусть они пока и не догадываются, что уготовила им история. Режиссёр обостряет этот конфликт, придумав персонажа – дух старой московской квартиры в образе седовласой аристократки (Инна Кара-Моско / Нина Марушина). Она блуждает по сцене в элегантном кружевном платье, траурной шляпке и с букетом белоснежных хризантем, с немым укором наблюдая за тем, как рушится прежняя жизнь и как стремительно ускоряется пришедшая ей на смену новая реальность.

Пространство квартиры без стен и подпорок деформируется под влиянием человеческого излома: роскошный потолок с лепниной накренился, готовый рухнуть на стоящий под углом отполированный дубовый паркет, будто заимствованный из подмосковной усадьбы (блестящая работа художника Зиновия Марголина). Ближе к заднику сцены потолок и пол почти смыкаются, что создает эффект ларца, опустошённого ящика Пандоры, который вот-вот захлопнется. Жизнь для гостей и обитателей квартиры пошла по наклонной. От былого благоденствия остались диван да пара стульев из красного дерева, рояль – он же ложе для любовных утех Зои Денисовны (Александра Урсуляк) и бывшего графа Обольянинова (Александр Дмитриев), собственная ванна – в ней Зоя Пельц примется тщательно отмывать вовремя подвернувшегося Аметистова (Александр Кубанин) после нескольких лет его скитаний по городам и весям. Но мещанский уют оказывается эфемерен: один из расписных ковров станет саваном для проигравшего свою жизнь, а доселе всесильного директора треста тугоплавких металлов Гуся-Ремонтного (Владимир Майзингер/ Александр Матросов), одинокая же «лампочки Ильича» уступит место парадной позолоченной люстре – марку надобно держать из последних сил.

В спектакле царит атмосфера декадентства в стиле Голливуда времен немого кино. Художник Мария Данилова мастерски использует контраст чёрного и белого в костюмах, достигая глянцевого сияния, переливов серебра. Белизна и контурирование в гриме артистов придают их облику загадочность и даже инфернальность. Комические сцены дефиле новоявленных «манекенщиц», имитирующих высокий парижский стиль в сопровождении джаз-бэнда, залихватские народные песни и танцы служанки-матрёшки Манюшки (Елизавета Кононова) призваны вскружить голову самому главному, влиятельному и, как на грех, неповоротливому клиенту «ателье», местечковому генсеку Гусю-Ремонтному, заставить его расчувствоваться и пойти на непомерные траты во имя безответной любви. Тем более, что предмет его воздыханий – томная вдова в подвенечном платье врубелевской «Царевны-лебедя» Алла Вадимовна (Анна Кармакова) создана для другой ̶ изысканной и богатой жизни. На которую ей приходится зарабатывать, как умеет.

Хотя дореволюционная квартира и выглядит ожидаемо «нехорошей», её красавица-хозяйка уповает не на мистику, а на голый рассудок, практическую выгоду и полезные знакомства. Зойка Александры Урсуляк – дама решительная, деловитая, рисковая, с мужской хваткой, которой, кажется, по плечу провернуть фантастическую парижскую аферу – и деньги в кратчайший срок заработать, и визы достать. Её безвольный Павлик, изнеженный, бледный морфинист, с трудом балансирует на скользком паркете. Кажется, ещё чуть-чуть и его хрупкое тело сложится вдвое, а после – развалится на сотни деталей. Согласившись на роль тапёра, он усердно склоняет пряди длинных волос над инструментом, страстно подбрасывает руки, а то и ноги над клавиатурой, всем видом показывая, что «эта власть создала такие условия, при которых порядочному человеку существовать невозможно». А его монолог про «бывшую» курицу, которую показали в московском зоопарке, стал квинтэссенцией абсурдности жизни, лишённой каких бы то ни было нравственных координат.

Аметистов, изворотливый и обаятельный искатель приключений а-ля Остап Бендер, полная ему противоположность. Кузен Зои Пельц тут же осваивается в роли конферансье и главного распорядителя вечера. Не удивительно, что ему удастся вовремя улизнуть из рук товарищей из органов, чтобы после наверняка куда-то пристроиться, кем-то притвориться, вновь успешно мимикрировать, выписав себе новый паспорт.

«Не мешайте мне сегодня жить», – поёт Зоя Денисовна, до последнего отказываясь признавать реальность: китаец Херувим (Назар Сафонов) зарезал Гуся и убежал с Манюшкой и деньгами, председатель домкома Аллилуйя (Сергей Миллер) оказался мелкотравчатым хитрецом, Павлушка лежит на полу в кокаиновом тумане. А жизнь, в сущности, окончена – «Прощай, прощай, моя квартира!» ̶ и в этой боли угадывается чеховская интонация. Но Евгений Писарев предпочёл завершить спектакль сильным трагикомическим аккордом – с полуживого тела бывшего графа визитёры снимают элегантные чёрные туфли, сохранившиеся, вероятно, со времен «царского режима». И не важно, что размер не тот, и обстоятельства не те, последний клок с «паршивой овцы», увы, оказывается самым желанным.