Женщина в песках
Вера Алентова сыграла в пьесе Сэмюэля Беккета. Искра абсурда есть уже в сочетании имен: актриса русской реалистической школы, чьим слезам давно и безоглядно верит Москва и Россия, играет героиню великого абсурдиста, избегавшего реализма как черт ладана.
Роль Винни в пьесе Беккета «Счастливые дни» Алентовой предложил Михаил Бычков, режиссер из Воронежа, чьи постановки скучноваты, но добротны, за что почти каждый год номинируются на «Золотую маску». Можно было ожидать, что и в Москве Бычков поставит спектакль, не стремящийся в заоблачные выси, зато прочно стоящий на ногах. Все это было бы так, если бы режиссер не выбрал для столичного дебюта пьесу Беккета. Русской сценической истории она практически не имеет. Где-то в 80-х годах ставить «О, дивные дни» (название переводят по-разному) собирался Анатолий Васильев, причем роль Винни должна была играть самая европейская из наших звезд – Алла Демидова, но проект не состоялся. В 1996-м Москва увидела эту пьесу в постановке Питера Брука – спектакль, поражавший не столько игрой Наташи Парри, сколько идеальной точностью каждой детали, каждого жеста, цвета, света…
Для своего спектакля на Малой сцене Театра имени Пушкина Бычков позаимствовал у Брука эту сосредоточенность на деталях, а художник Эмиль Капелюш – кое-что из оформления. На ярко освещенной покатой сцене насыпан холм, в котором по грудь утопает женщина. Вера Алентова старательно отыгрывает каждое предписанное драматургом движение – проснувшись, Винни благодарит Господа за новый счастливый день, а потом совершает бесчисленное множество дел: чистит зубы, подкрашивает губы, надевает шляпку, роется в сумке, раскрывает зонтик, не переставая кокетливо щебетать с мужем. Похожий на огромное насекомое Вилли (Юрий Румянцев), ползает за соседним бугорком. «Ответь, миленький! Ты как, миленький? Смотри не сгори, миленький!..» – не унимается Винни. Загримированная под пожилую клоунессу (седой лохматый парик, губки сердечком, кукольный голосок), Алентова сперва очень точно, ритмично и подробно выполняет все необходимое. Опасность кроется именно в этой подробности: ее действия слишком конкретны и не нанизаны режиссером ни на какой стержень, кроме быта. Эта Винни суетится не для того, чтобы отвлечься от страшных мыслей, и щебечет не потому, что боится одиночества. Она просто суетится и щебечет.
Во второй картине Винни предстает перед зрителями, погруженная в землю по шею. В тексте Беккета нет оценочности – героиня не рассуждает о своем положении и не говорит о том, что ждет ее дальше. Бычков же пишет слова «А дальше что?» на занавесе и предоставляет актрисе отыграть физиологию женщины, заживо закопанной в землю. То есть Алентова резко меняет кокетливый голосок на трагический стон. Винни хрипит, сипит и напоминает уже не персонаж Беккета, а закопанную в яму преступницу из романа Алексея Толстого «Петр Первый». В интонациях появляется истовость боярыни Морозовой, а во взгляде блестит слеза. Абсурдистский текст начинает играться по школе переживания – с необходимостью и самой «страдануть», и из зрителя слезу выжать. Актриса Алентова высокопрофессиональная, поэтому в финале, когда Вилли приползает к Винни и тщетно пытается опустить голову туда, где недавно была ее грудь, – зрители дружно шуршат бумажными платочками. Но ощущение этот спектакль рождает такое же, как вопросы дотошных школьников, выясняющих, почему три сестры не могут сесть в поезд и приехать в Москву, а Раневская – сдать вишневый сад под дачи.
Вероятно, сам Беккет повеселился бы над таким подходом – недаром в его пьесе упоминается прохожий, спрашивающий, почему бы Вилли не взять лопату и не откопать жену. Винни хохочет над ним от души. Она-то знает, что тонет не в песке и не в болоте. Тонет в том, что нельзя пощупать руками и попробовать на зуб. Из чьего плена нельзя высвободиться, можно только благодарить Бога за каждый новый день. Не быт называется, а бытие.
