Йо моё

 Йо Стромгрен, известный российскому зрителю своими постановками, часто сочетающими вымышленные языки, танец и элементы театра кукол, буквально восстановил гормональный фон театра имени Пушкина, в репертуаре которого есть мужской спектакль «Тестостерон». «Эстроген», как не трудно догадаться, — спектакль женский, но без мужчин не обошелся. Впрочем, главные его героини большую часть сценического действия как раз и заняты тем, как избавиться от второстепенного персонажа — всегда в единственном числе и непременно мужского рода. В единственном, ибо песенка «на 10 девчонок по статистике 9 ребят» не вполне соотносится с реальной статистикой, в спектакле она и вовсе удручающая — 5 к одному, против одного.

В полуторачасовом спектакле без антракта умещаются 5 сюжетов из разных эпох, сыгранных на 5 разных языках: подобии чешского, французском, псевдокитайском, языке ситхов из «Звездных войн» и, для разнообразия, русском. Справедливости ради стоит отметить, что актеры-полиглоты говорят в спектакле без акцента. Но все здесь понятно без слов, несмотря на их обилие. В первые минуты спектакля публика судорожно ищет субтитры или наушники для перевода происходящего. Не найдя их, зритель находится, опираясь на опыт, фантазию, однокоренные слова и безошибочно воспринимает спектакль. Не угадывает, а именно понимает ситуации, разыгрываемые то в чешской деревушке XVII в., то во французском монастыре в 40-е гг. XX в., то в Китае 1960-х гг., то на просторах галактики, то в нашем веке, годах в 1930-х. Язык театра универсален и языковых барьеров не признает, а потому публике ни к чему мучительно вслушиваться в диалоги, а знающим тот или иной пародируемый в спектакле язык лучше на время забыть его, ибо пьеса построена не на игре слов, но на игре со зрительским восприятием.

По статистике мужчины умирают раньше женщин. После «Эстрогена» становится понятно почему. В каждом из его эпизодов у мужчины в исполнении Игоря Теплова нет шансов на спасение. Женский квинтет в обличье лесных амазонок (Анна Бегунова, Анна Кармакова, Анастасия Лебедева, Эльмира Мирэль, Екатерина Клочкова / Наталья Рева-Рядинская) то убивает его из арбалетов и луков; то, переодевшись в китайских шахтерш, лишает жизни отбойным молотком; то и вовсе распинает на кресте. Не то чтобы в центре внимания режиссера была сатира на феминисток, он просто застал своих героинь в момент, когда «это я ему не скажу, это я ему подумаю» вдруг воплотилось в действие, пусть и противоправное. Наиболее точно эта мысль выражена на программке спектакля: из обилия облаков, используемых в комиксах для текста, видны 5 пар стройных женских ног и пара мужских, на лету (намек на летальный исход) запрыгивающих в это женское общество.

Все эпизоды спектакля-комикса — самостоятельные законченные истории, различные по темпу, музыкальным ритмам (коим уделено особое внимание), рисунку танцев. Жанры — от сказки для взрослых и миракля до научной и просто фантастики. Как иллюстрация к тому, что «Мужчины с Марса, женщины с Венеры», зрителям предлагается неизвестный эпизод «Звездных войн», повествующий о смещении с должности Дарта Вейдера и о роли советской ракеты в этой туманной истории (первые ряды зрительного зала заволакивает дым, что создает удивительный эффект 4D). Не обошлось и без футурологии. Будущее человечество обрело в спектакле форму клиники, где могут при необходимости перезапустить жизнь. Смерти нет, но нет и любви, ибо люди, устав от душевных мук и страданий, изобрели таблетку, излечивающую любовь (занесенную Всемирной организацией здравоохранения в официальный реестр заболеваний). Зато и мужчин теперь можно раскраивать по своему вкусу: менять гены, черты характера, физиологические данные. Медсестры, склонившись над трупом на пороге воскрешения, рассуждают о том, что они хотели бы изменить в мужчинах. Этот эпизод оказывается самым большим по числу реплик, ибо идеи и предложения поступают нон-стоп, так что на ум приходит песня Александра Вертинского: «Как хорошо без женщины, без фраз…»

Болезнь любви грозит лишь двум персонажам – Ему и Ей, не принявшим таблеток. Они мучаются, пытаются заговорить друг с другом, не договаривая, изучают оттенки слов, подбирая их. «Нет ничего, кроме текста», — утверждал Деррида. Стромгрен же демонстрирует, что не текст, но интонация, мимика, жесты, клоунада, танец, используемые при его подаче, в конечном итоге говорят зрителю больше, чем собственно реплики персонажей. Фрагменты, исполняемые на русском, оказываются самыми пресными, но именно они формулируют стремление, посыл спектакля. И все это одним словом — доверие, без спецэффектов, пританцовывания и кривляний. Может быть, в любви и не нужны слова, но на ее пороге трудно без них обойтись.

Понимания, по Стромгрену, добиться проще, чем доверия. Понимания (взаимо) мы жаждем, доверять же, вверяться — опасаемся. Доверяй, но проверяй, привыкли мы. Сверяйся с подстрочником, при переводе опирайся на общеупотребительный смысл слов и личный опыт. Помни, однако, и об общеупотребительности как симптоме обесценения. Правил-оглядок (часто друг друга опровергающих) по числу значений слов — множество, как и переводчиков из ближнего круга (родня, друзья, психоаналитики), готовых раскрыть «истинные значения», всегда почему-то скрытые. Еще одно заблуждение: верим, что все гениальное просто, но смысл ищем на уровне подводных камней, оставляя гладь поверхности щепкам и, хм, отходам жизнедеятельности. На полное доверие нужно отважиться, и подвиг этот часто длиною в жизнь. Жизнь без трудностей хотя бы перевода, разве что «слов на язык ночи, на диалект тучи или травы на лугу». Без словаря.