Top.Mail.Ru
Вражья сила | СМИ о Московском драматическом театре

Спектакль «Косметика врага» по роману Амели Нотомб исполнители главных ролей Константин Райкин и Роман Козак использовали на пользу для своих театров.

Событие было подготовлено. С самого начала сезона рассказывали об уникальном проекте: встрече актеров-худруков Романа Козака и Константина Райкина на одной сцене. Спектакль «Косметика врага» ставился Козаком так, чтобы его можно было поочередно и в совершенно одинаковом виде играть и в руководимом им Пушкинском театре, и в райкинском «Сатириконе». Пьесой стал короткий, полный диалогов роман (или длинная новелла) бельгийки Амели Нотомб, писательницы молодой и модной, лауреатке Гонкуровской премии и многого другого.

Роман этот у нас выходил, но, не рассчитывая на осведомленность любителей театра, Райкин и Козак перед премьерой напускали вокруг будущего спектакля таинственности и строго-настрого запрещали журналистам рассказывать, чем кончится история про двух мужчин, встретившихся в аэропорту.

Пушкинскому театру после того, как он лишился двух своих главных шлягеров-кормильцев – «Троих на качелях» и «Академии смеха», – новая постановка, изначально задуманная как хит, была нужна позарез. «Сатирикону», в репертуаре которого шлягеров хватает, нужен был спектакль, который можно было бы внести в графу «серьезная работа». И тот, и другой необходимое получили. Это можно сказать, не дожидаясь, когда принесут выручку из кассы и газеты с рецензиями.

Еще одним манком для театралов (я так же тяну с подходом к самому спектаклю, как театры, готовившие его появление) было то, что Роман Козак уже много лет не выходил на сцену, и многие успели позабыть, что, вообще-то, он актер, и весьма неплохой. Чтобы как следует сыграть в спектакле, который ставит сам, Козак даже пригласил вторым постановщиком Аллу Покровскую – знаменитого театрального педагога, которая когда-то учила его в Школе-студии МХАТ.

О том, как ждут новых ролей Райкина, даже и говорить не буду.

Так вот, встретились двое в аэропорту. Сцена, оформленная Александром Орловым, сразу готовит нас к парадоксам. Светящимся задником-экраном служит картина Магритта с огромным камнем, зависшим над морем, на вокзальных металлических креслах спиной к нам сидят многочисленные магриттовские мужчины в черных пиджаках и котелках. Они выглядят манекенами, но потом один из них обернется и окажется Райкиным.

Герой Козака по имени Жером Ангюст – крупный, спокойный, уверенный в себе. Персонаж Райкина, называющий себя Текстор Тексель, – мелкий бес, суетливый болтун и проныра, надоедала, преследующий героя и изводящий его отвратительными рассказами о себе. Обе роли нашли действительно своих исполнителей. Козак, как помнят старожилы, вот так же играл в легендарном спектакле «Эмигранты» конца восьмидесятых – самоуверенного интеллигента, растерянно и с изумлением разглядывающего непонятное ему дикое существо. Тогда этим чудищем был работяга, которого играл Феклистов, теперь – гадкий Текстор, насильник и убийца, лихо сыпящий философскими цитатами. Козак замечательно умеет слушать, он идеальный партнер для Райкина, рассыпающегося головокружительными соло. Райкину тоже приходилось игрывать роли, подобные этой: Подпольный из Достоевского – ближайший родственник Текстора.

Вы можете себе представить его без конца меняющееся резиновое лицо, верткую пластику и мгновенное застывание, как у ящерицы, внимательно глядящей на собеседника. Впечатляет, когда аэропортовские мониторы спускаются из-под потолка и расписание полетов на них сменяется огромным немигающим глазом Райкина.

Жанр этого спектакля определить сложно: психологический триллер? интеллектуальный детектив? экзистенциальная драма? Текстор рассказывает, как 20 лет назад изнасиловал девушку на кладбище, как везде искал ее потом, а десять лет назад нашел, воспользовался тем, что она его не узнала, пришел в гости и там убил, якобы из любви. Тут выясняется, что женщина была женой Жерома, а встреча подстроена: и деловое приглашение в Барселону было липовым, и самолет отложен по вине Текстора. Болтовня Текстора неостановимо течет и пенится, как какая-то зловонная каша: он рассказывает о своем детстве, отягощенном выяснением отношений с богом («Вас не любили в детстве», – догадывается искушенный в психоаналитике Жером). Об одиночестве, склонности к саморазрушению и «внутреннем враге» (тут он пускается в философские дебри, где и выясняется, что слово «косметика», звучащее в названии пьесы, происходит от слова космос и говорит о строении мира). Глумясь, Текстор доказывает Жерому, что может мучить его сколько угодно, – это не противозаконно, а он, Жером, не имеет никаких оснований подать на мучителя в полицию. Доведенный до отчаянья за два часа спектакля герой все же зовет полицейских, обращаясь куда-то за кулисы, двух человек в форме мы видим на мониторах, но тут выясняется… Нет, не скажу: обещание дала.

Вообще-то, пьесы подобного рода вполне традиционны для качественного коммерческого театра. У нас их пока ставят редко.

Считается, что для кассы лучше что-нибудь разудалое, насыщенное действием, вроде мелодрамы «встретились два одиночества» или комедии «вернулся муж из командировки», а для пьес, построенных на игре ума, нужна искушенная публика. Это неправда: наш зритель любит коммерческую интеллектуальность не меньше любого французского и готов платить за нее. Конечно, не стоит обольщаться: тексты такого рода – очевидные обманки. И интеллектуальность в них – псевдо-, и глубокомысленность – ложная, и парадоксы симулированы, и лобовая экзистенциальщина заменяет сложные размышления о пороговых состояниях человека.

Ну, какой такой глубокой философии вы ждете от хорошо сделанной пьесы, которая написана, чтобы иметь успех? Зато сочинения такого рода требуют от исполнителей если не искусства, то безусловного мастерства: тут просто так, задрав штаны, не поскачешь по сцене.

И это мастерство вам покажут трижды в месяц в театре имени Пушкина и трижды в «Сатириконе», – в полном объеме.