Top.Mail.Ru
«Виндзорские проказницы». Московские письма. | СМИ о Московском драматическом театре

Московские письма

Наш Камерный театр прежде всего возлюбил театральный романтизм и в первые два года своего существования его только и культивировал, ему только и служил. Хорошо ли, худо ли служил, но, во всяком случае, предметом его сердца был этот романтизм. И вдруг зритель, входящий в нынешнем сезоне в помещение этого театра, сразу поражается весьма явственными признаками того, что владыкой сердца Камерного театра, уже как будто сделался ветеринар... виноват: футуризм. Ибо стены некоторых помещений его теперь украшены пёстрыми кубофутуристическими панно работы г-жи Экстер. — Ну,—думает зритель,—значит, полюбился новый предмет. Что же делать: сердцу не закажешь!

Но затем, осмотревшись, он замечает, что этот кубофутуризм не уничтожил прежнего характера помещения Камерного театра—старого барского дома стиля ампир, — а просто втиснулся в него, т. е., что новое просто смешивается со старым. И я не знаю, как другому зрителю, а мне такое смешение не кажется свидетельствующим о вкусе. Дальше—совсем не тронутый футуристической кистью средний зал фойе украшен, однако, картиной г. Лентулова, изображающей пляшущий в присядку московский Кремль с воткнутыми над ним в полотно жестяными звёздами. Но большой бедой это не является, ибо эту картину не трудно снять и вынести в чулан. Зрительный зал расписан г-жей Экстер, но уже не в футуристическом стиле, а в похоронном. Занавес её кисти — опять футуристический. В том же стиле и сценические декорации, сделанные г. Лентуловым. В этих декорациях и открыл Камерный театр свой новый сезон, поставив в них „Виндзорских проказниц".

По-моему, какие бы декорации ни были, безусловно необходимо одно: чтобы они не мешали. Хороши или, плохи декорации г. Лентулова, я решать не буду, но мне они мешали. Я пришёл смотреть не выставку футуристических этюдов, а пьесу Шекспира. К Шекспиру же, вообще, и к „Виндзорским проказницам", в частности, эти этюды, названные декорациями, никакого отношения не имели. Они были сами по себе, пьеса—сама по себе.

Если бы мне их показали отдельно от представления, в антракте, что ли, может быть, они мне даже и понравились бы. И протестую я не против них самих по себе, а против роли их в качестве декораций к „Виндзорским проказницам". К пьесам гг. Маяковских такие декорации, может быть, и подходили бы, там бы они, может быть, и не мешали бы, тем более, что там ничто бы мешать не могло. Но шекспировской комедии мешали, ибо в какой плоскости её ни воображай, она с декорациями г. Лентулова не сольётся.

Но если меня спросят, в какой же, однако, плоскости она была представлена, я затруднюсь ответить. Потому что не было единой плоскости,—было несколько. Г. Громов, изображавший проповедника Гуга Эванса, играл в плоскости клоунады; г. Арсеньев (Слендер) и, пожалуй, ещё некоторые, — в плоскости буффонады; гг. Петипа (доктор Каюс), Леонтьев (Мистер Форд) и г-жа Миронова (миссис Куикли)—в плоскости хорошей комедийности; а большинство остальных — просто в плоскости скучной бесцветности. И они, это большинство, покрыли собою все: и декорации Лентулова, и недурную игру некоторых немногих исполнителей. Они сообщили общий тон всему спектаклю, пропитав его такой скукой, какая бывает на официальных похоронах, на которых вы присутствуете по необходимости, не испытывая к тому, кого хоронят, никаких чувств, кроме полного безразличия. В этой скуке очевидная вина режиссёра, ибо с этими же самыми актёрами можно было бы достигнуть если и неблестящих, то все же недурных результатов. Кроме, по-видимому, г. Некрасова, который ничего не мог сделать с выпавшей на его долю задачей изображать Фальстафа.

Он играл его с каким-то даже на редкость удивительным отсутствием комизма, ни на одну минуту не был смешон и вообще не дал ничего, напоминавшего этот образ. Ну, а „Виндзорские проказницы" с пустым местом в роли Фальстафа—что же это такое!

Да, очень было скучно смотреть это представление. И когда спрашиваешь себя: зачем оно? — ответа не находишь. Надо думать, что руководители театра до сих пор не осознали ещё, как следует, чего они хотят, и потому их оригинальничанье ничем не оправдывается. Не оправдывается, во всяком случае, теми результатами, которые получились в итоге этого спектакля. Ведь не к тому же они стремились, чтобы развести скуку?