Убитые нелюбовью
В начале недели фестиваль «Золотая Маска в Екатеринбурге» и Арт-холдинг «Ангажемент» представили на сцене Свердловской драмы спектакль Дмитрия Крымова «Костик» по пьесе Антона Чехова «Чайка». Ни чайки, ни озера, ни классического чеховского текста на сцене не было. Но в воздухе стояла такая терпкая чеховская печаль, что, казалось, она проникает в тебя вместе с песнями Ива Монтана, с запахом сигарет и шелестом огромных красно-желтых листьев под ногами героев.
«Костик» описан в книге Дмитрия Крымова «Своими словами. Режиссерские экземпляры девяти спектаклей, записанные до того, как они были поставлены» в 2021 году, а его премьера состоялась в московском Театре им. Пушкина в сентябре прошлого же года. Не в феврале и не в марте 2022-го, как может показаться, когда со сцены звучат иронические пассажи о гигантской угрозе со стороны запада и история о русском моряке, который просил убежища у американцев и был за это бит своими и отправлен в исправительный лагерь. Если вспомнить, что Дмитрий Крымов не так давно уехал в США и отказался от «Золотой маски» в пользу главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова, эти реплики и новеллы обретают пророческий смысл.
Спектакль «Костик» непохож на все, что режиссер делал раньше. В последних «Му-му», «Сереже», «Все тут», «Тайной вечере» он размышляет о категориях вечных: любви, памяти, боге, театре. Дмитрий Крымов переосмысляет русскую классику, итальянскую живопись, воскрешает средствами театра дорогих ему людей, и все это делает как художник (в широком смысле этого слова, человек, не принадлежащий какой-либо стране, но являющийся частью мировой культуры).
«Костик» в самом главном – масштабе художественного осмысления темы – продолжает этот ряд великих спектаклей. Но в этой работе Дмитрий Крымов – предельно русский режиссер, которому важно проявить в искусстве свою гражданскую позицию и вслед за Горьким задать вопрос: «С кем вы, "мастера культуры"?».
Спектакль пропитан сатирой, болью, ощущением бессилия Художника и Театра перед пошлостью «современных деятелей культуры», возведенной в степень и узаконенной системой. Крымовские Аркадина (Виктория Исакова) и Тригорин (Александр Матросов) узнаваемы: в них угадываются черты разнузданных «примадонн» и их ручных собачек-мужчин, манерных звезд эстрады, мучающихся от приступов псевдотоски по высокому искусству и прямоговорению. Режиссер не жалеет их, как Григорий Козлов в своей «Чайке», тоже идущей на сцене Театра драмы. В метаниях Тригорина он видит лишь прихоть избалованного бездарного музыкантишки.
Виктория Исакова делает Аркадину зажравшейся хамкой, бывшей провинциалкой, дорвавшейся до роскоши. Отвратительные сцены расправы с молодой «конкуренткой» Ниной Заречной (Мария Смольникова), попурри из песен Кадышевой и Газманова, которым она «держит аудиторию», создают образ грозной тюремной мамки. У Крымова слова Константина Треплева «Меня мама не любит» звучат как «Я здесь не нужен»: инвалид Костик не нужен матери, как сын Сережа крымовским Карениным, как талантливый, неординарно мыслящий, живой человек – своей стране. Он нужен только собаке (в спектакле Костика сопровождает огромный живой ньюфаундленд), возможно, он и есть надоедливая собака, которую Шамраев (Борис Дьяченко) пристреливает после своей пламенной речи – набора цитат из концепции культурного развития страны.
В первой части все пространство сцены покрыто большими темно-бордовыми и желтыми листьями. На заднике – лестница до потолка. Гигантские деревья, роняющие свои одежды, невидимы, но задают масштаб происходящему. И дачный домик в углу планшета сцены, и грязная лужа вместо озера, и герои чеховской комедии в костюмах из 90-х становятся по отношению к деревьям лилипутами, а их страсти и трагедии – возней жителей подземелья, за которыми кто-то, видимо, большой наблюдает сверху. Проводит Он опыты или смотрит с состраданием? Человек он, Бог или Режиссер? Кто указывает на последние крупицы света в героях в финале первой части? Откуда доносится песня Ива Монтана с его печальными воспоминаниями о любви вечной?
Продолжительность спектакля – полтора часа, без антракта. Все, как в жизни, где два года буднично и незаметно доводят одних до самоубийства, других – до вершин хит-парадов. Сцена, освещенная с обеих сторон прожекторами, на глазах зрителей покрывается белой скользкой тканью – льдом. Женщины в ватниках снимают с растянутых на «улице» веревок задубевшее от мороза исподнее белье. На дощатом диске, закрывающем лужу, пара в белом танцует балетный номер. Дмитрий Крымов во второй части спектакля создаёт мир хрупкий, неустойчивый, от которого веет больничной мукой, безумием и смертью. Здесь балансируют на креслах в зале, скользят, стремясь удержать друг друга от падения на сцене, Костик и Нина – смешные, несчастные, одинокие, убитые нелюбовью.
Мария Смольникова, постоянный соавтор режиссера и исполнительница главных ролей практически во всех его спектаклях, в этот раз создала образ провинциальной дурочки, наивно мечтающей о сцене, о театре, о любви. И получившей взамен лишь славу уличного аниматора и вагонной певички. Мария, используя свой невероятный талант клоунессы и длинные молчаливые паузы характерной актрисы, заходит в область невыразимого. В трагедии её «Чайки» обнаруживается трагедия творческого человека, артиста, художника, который растрачивает себя без сожаления, ошибается, разбивает в кровь лицо, страдает от унижений, сомнений и нищеты. Но не может не искать и не творить.
Нина Заречная и Костик Треплев (Александр Дмитриев) у Дмитрия Крымова – люди, лишенные потенций (у писателя нет рук) и успеха в общепризнанном смысле. Они не соответствуют образцам, прописанным в концепции культурного развития страны. Они не имеют будущего, потому что не поддерживают «традиционные ценности», их творчество не одобрено дирекцией Первого канала, они – лишние на этом празднике жизни. Жалкие, прекрасные, Нина и Костик уходят непонятыми, становясь на глазах произведениями искусства. Нина – на огромном волке с горящими глазами, словно с картины Васнецова. Душа Треплева исполняет на тонком льду свой последний танец.
Фотографии Дарьи Сергачевой, предоставлены Арт-холдингом «Ангажемент».
—
Источник: https://культура.екатеринбург.рф/common_content/item/theater_post/751
© Культура Екатеринбурга - афиша, новости, репортажи
«Костик» описан в книге Дмитрия Крымова «Своими словами. Режиссерские экземпляры девяти спектаклей, записанные до того, как они были поставлены» в 2021 году, а его премьера состоялась в московском Театре им. Пушкина в сентябре прошлого же года. Не в феврале и не в марте 2022-го, как может показаться, когда со сцены звучат иронические пассажи о гигантской угрозе со стороны запада и история о русском моряке, который просил убежища у американцев и был за это бит своими и отправлен в исправительный лагерь. Если вспомнить, что Дмитрий Крымов не так давно уехал в США и отказался от «Золотой маски» в пользу главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова, эти реплики и новеллы обретают пророческий смысл.
Спектакль «Костик» непохож на все, что режиссер делал раньше. В последних «Му-му», «Сереже», «Все тут», «Тайной вечере» он размышляет о категориях вечных: любви, памяти, боге, театре. Дмитрий Крымов переосмысляет русскую классику, итальянскую живопись, воскрешает средствами театра дорогих ему людей, и все это делает как художник (в широком смысле этого слова, человек, не принадлежащий какой-либо стране, но являющийся частью мировой культуры).
«Костик» в самом главном – масштабе художественного осмысления темы – продолжает этот ряд великих спектаклей. Но в этой работе Дмитрий Крымов – предельно русский режиссер, которому важно проявить в искусстве свою гражданскую позицию и вслед за Горьким задать вопрос: «С кем вы, "мастера культуры"?».
Спектакль пропитан сатирой, болью, ощущением бессилия Художника и Театра перед пошлостью «современных деятелей культуры», возведенной в степень и узаконенной системой. Крымовские Аркадина (Виктория Исакова) и Тригорин (Александр Матросов) узнаваемы: в них угадываются черты разнузданных «примадонн» и их ручных собачек-мужчин, манерных звезд эстрады, мучающихся от приступов псевдотоски по высокому искусству и прямоговорению. Режиссер не жалеет их, как Григорий Козлов в своей «Чайке», тоже идущей на сцене Театра драмы. В метаниях Тригорина он видит лишь прихоть избалованного бездарного музыкантишки.
Виктория Исакова делает Аркадину зажравшейся хамкой, бывшей провинциалкой, дорвавшейся до роскоши. Отвратительные сцены расправы с молодой «конкуренткой» Ниной Заречной (Мария Смольникова), попурри из песен Кадышевой и Газманова, которым она «держит аудиторию», создают образ грозной тюремной мамки. У Крымова слова Константина Треплева «Меня мама не любит» звучат как «Я здесь не нужен»: инвалид Костик не нужен матери, как сын Сережа крымовским Карениным, как талантливый, неординарно мыслящий, живой человек – своей стране. Он нужен только собаке (в спектакле Костика сопровождает огромный живой ньюфаундленд), возможно, он и есть надоедливая собака, которую Шамраев (Борис Дьяченко) пристреливает после своей пламенной речи – набора цитат из концепции культурного развития страны.
В первой части все пространство сцены покрыто большими темно-бордовыми и желтыми листьями. На заднике – лестница до потолка. Гигантские деревья, роняющие свои одежды, невидимы, но задают масштаб происходящему. И дачный домик в углу планшета сцены, и грязная лужа вместо озера, и герои чеховской комедии в костюмах из 90-х становятся по отношению к деревьям лилипутами, а их страсти и трагедии – возней жителей подземелья, за которыми кто-то, видимо, большой наблюдает сверху. Проводит Он опыты или смотрит с состраданием? Человек он, Бог или Режиссер? Кто указывает на последние крупицы света в героях в финале первой части? Откуда доносится песня Ива Монтана с его печальными воспоминаниями о любви вечной?
Продолжительность спектакля – полтора часа, без антракта. Все, как в жизни, где два года буднично и незаметно доводят одних до самоубийства, других – до вершин хит-парадов. Сцена, освещенная с обеих сторон прожекторами, на глазах зрителей покрывается белой скользкой тканью – льдом. Женщины в ватниках снимают с растянутых на «улице» веревок задубевшее от мороза исподнее белье. На дощатом диске, закрывающем лужу, пара в белом танцует балетный номер. Дмитрий Крымов во второй части спектакля создаёт мир хрупкий, неустойчивый, от которого веет больничной мукой, безумием и смертью. Здесь балансируют на креслах в зале, скользят, стремясь удержать друг друга от падения на сцене, Костик и Нина – смешные, несчастные, одинокие, убитые нелюбовью.
Мария Смольникова, постоянный соавтор режиссера и исполнительница главных ролей практически во всех его спектаклях, в этот раз создала образ провинциальной дурочки, наивно мечтающей о сцене, о театре, о любви. И получившей взамен лишь славу уличного аниматора и вагонной певички. Мария, используя свой невероятный талант клоунессы и длинные молчаливые паузы характерной актрисы, заходит в область невыразимого. В трагедии её «Чайки» обнаруживается трагедия творческого человека, артиста, художника, который растрачивает себя без сожаления, ошибается, разбивает в кровь лицо, страдает от унижений, сомнений и нищеты. Но не может не искать и не творить.
Нина Заречная и Костик Треплев (Александр Дмитриев) у Дмитрия Крымова – люди, лишенные потенций (у писателя нет рук) и успеха в общепризнанном смысле. Они не соответствуют образцам, прописанным в концепции культурного развития страны. Они не имеют будущего, потому что не поддерживают «традиционные ценности», их творчество не одобрено дирекцией Первого канала, они – лишние на этом празднике жизни. Жалкие, прекрасные, Нина и Костик уходят непонятыми, становясь на глазах произведениями искусства. Нина – на огромном волке с горящими глазами, словно с картины Васнецова. Душа Треплева исполняет на тонком льду свой последний танец.
Фотографии Дарьи Сергачевой, предоставлены Арт-холдингом «Ангажемент».
—
Источник: https://культура.екатеринбург.рф/common_content/item/theater_post/751
© Культура Екатеринбурга - афиша, новости, репортажи