Спектакль «Генеральный консул»
Достаточно узнать тему пьесы «Генконсул» бр. Тур и Л. Шейнина, узнать, что в ней отражена деятельность советских дипломатов за рубежом, как уже зажигаешься желанием прочесть эту пьесу или просмотреть ее на сцене. Но посмотрев спектакль, ощущаешь неудовлетворенность. Зритель мог бы сказать авторам пьесы: «Вы первые показали нам прекрасную, умную, поистине героическую деятельность советского дипломата. Мы рады, что познакомились с вашим героем — генеральным консулом CССP в Сайрене Морозовым. Но вы же виноваты в том, что у нас появилось чувство досады. Досады, что мы все-таки плохо знаем Морозова, что даны, главным образом, его внешние действия, и мы мало ощущаем его чувства и мысли. Досадно, что о многих качествах Морозова, об индивидуальных чертах его характера приходится только догадываться.
В пьесе — яркие и, пожалуй, очень типичные события, в которых, казалось бы, образ Морозова должен раскрыться полностью. Генеральный консул Морозов, выражая волю своего правительства, своего народа, вырывает из фашистского плена двух красноармейцев, захваченных японцами при нападении на нашу границу, и разоблачает грязную, провокационную деятельность японцев.
Ситуации пьесы типичны, но Морозов все же очерчен бегло. Образы пограничников Гоглидзе и Жукова постигает такая же участь: они участвуют в событиях, типичность которых очевидна, и все же в них мало жизни.
Авторы совершают одну крупную ошибку, которая характерна для ряда современных драматургов. Они ограничиваются показом внешних событий и двух-трех общих черт, присущих тому или иному герою и думают, что эти события сами скажут зрителю все, раскроют характер и судьбу героя. События захлестывают внутреннюю жизнь образа, подчиняют себе все развитие пьесы. Они, конечно, вызывают активную реакцию зрителя, ибо не может нас не волновать участь двух красноармейцев, заточенных в тюрьму и проявляющих стойкость и неподкупность. Но вполне очевидно, что о силе художественного произведения нельзя судить только по этому признаку: волнуется зритель или нет. Бывает разное «качество» взволнованности зрителя. Только индивидуальная судьба героя, неповторимая в своей конкретности, вызывает действительно глубокие эмоции, оставляющие след в нашей памяти, тогда как «голое» волнение, вызванное отдельным фактом, событием, всегда поверхностно и случайно.
Вспомним «сцену в тюрьме» - попытку Сато сломить неподкупность и верность - Гоглидзе. Опытный контрразведчик Сато (арт. Новлянский) при помощи хитрости, подкупа, угроз и провокаций тщетно пытается толкнуть Гоглидзе на путь предательства. Гоглидзе (арт. Аржанов) непоколебим и даже под угрозой смерти остается верен своей родине. Каждый боец Красной Армии поступил бы так, как Гоглидзе, — вот почему в этой сцене мы ощущаем большую правду нашего времени. Но мы бы глубже почувствовали правду этой сцены, если бы непоколебимость, преданность и честность Гоглидзе — все эти черты, общие для сотен тысяч бойцов Красной Армии, приобрели в пьесе особую, индивидуальную окраску.
Нельзя сказать, что авторы не делают попыток индивидуализировать, оживить своих героев, но беда в том, что в большинстве случаев «индивидуальные», «особые» черты, приписываемые тому или иному действующему лицу, случайны, а главное — слишком общи. Как мало знаем мы о героях пьесы!
Обычный прием, к которому прибегают Авторы для характеристик своих героев, заключается в противопоставлении двух-трех характерных черт одного действующего лица особенностям другого. Гоглидзе горяч, а Жуков лиричен; комендант консульства Закар Шарафутдинов молчалив, замкнут, сдержан, а его жена Сима много говорит и всегда волнуется.
Образы Шарафутдинова и его жены вызывают полное недоумение. Лишенные самой элементарной правды, они живут искусственной жизнью, которую им создали авторы. Закир Шарафутдинов (арт. Гнедочкин) и Сима (арт. В. Беленькая) не участвуют активно в событиях, происходящих в пьесе; естественно, они не могли спрятаться за эффектностью и напряженностью этих событий и вынуждены были предстать перед зрителями «безоружными». Оказалось, что они пусты, что их внутренняя жизнь необычайно бедна, что они, попросту говоря, неумные люди.
Нам пришлось видеть «Генконсула» в одном периферийном театре. В этом спектакле некоторые актеры сильно переигрывали, отдавая дань самым застарелым штампам, не везде режиссер проявлял большой вкус, но в спектакле чувствовался «нерв». Камерный театр создал удивительно бесстрастный спектакль (постановщик — В. Королев, режиссеры С. Ценин и И. Александров).
Не всякая скромность — добродетель. Иная сдержанность режиссера - оборотная сторона серости. В спектакле «Генконсул» — именно та режиссерская простота, которая дает основание говорить вообще об отсутствии режиссерской инициативы. Здесь режиссер «не умирал в актере», но просто не рождался в спектакле. В самом деле, если бы в спектакле чувствовалась режиссерская рука, то в центральной, напряженнейшей сцене пьесы — сцене в тюрьме (столкновение Гоглидзе и Сато) не было бы такого холодного спокойствия, не было бы такого показного равнодушия у Гоглидзе — Аржанова. Если бы режиссер активно творил, то очень острая по ситуации сцена,— ранение генконсула — приобрела бы необходимое напряжение. Если бы режиссер внимательно следил за игрой актеров, помогал им в рождении образов, то не было бы такого статистического разнобоя в игре актеров.
Только в работе художника А. Тышлера мы увидели настоящую культуру и тонкий, художественный вкус.
Роль генерального консула Морозова исполняет арт. Новиков. Амплуа Новикова — это люди мужественной простоты, большого обаяния. Ему очень подходит роль Морозова. Новикову удается передать выдержку я настойчивость Морозова, а главное — его сердечность. В Морозове — Новикове много тонного юмора. С какой быстротой и с каким достоинством, дипломатически скрывая ироническую усмешку, он парирует «удары» губернатора, намекая на поражение японцев в 1920 году! Актеру лучше всего удались сцены дипломатических переговоров с японским губернатором. Но игра Новикова, к сожалению, тускнеет, когда Морозов беседует с Шарафутдиновым и Симой. Причина ясна: ему здесь буквально нечего играть. Нельзя же без конца успокаивать Симу и посмеиваться над Шарафутдиновым.
Остро, несколько необычно, резко выделяясь из стиля всего спектакля, играет губернатора Н. Асланов. Уверенность губернатора в силе его дипломатических способностей и хитрости доходит до мании, поэтому он смешон. Может быть этим отчасти объясняется карикатурность образа, созданного Аслановым. Актеру тесно в рамках текста, и он все время пытается его дополнить. Но не все в этих дополнениях интересно и оправдано. Асланов часто прибегает к довольно примитивным «жестам-символам». Морозов требует освобождения Гоглидзе и Жукова (арт. И. Александров). Губернатор—Асланов, еле скрывая злобу, медленно сжимает кулаки... Этот жест кажется надуманным, неубедительным.
Неудача спектакля «Генконсул» позволяет сделать поучительные выводы. Типичное для пьесы увлечение внешними событиями, упрощение психологии героев в какой-то мере характерны не только для данной пьесы, но и для творчества ряда современных драматургов. Не слишком ли увлекаются некоторые драматурги «простотой», «непосредственностью» своих героев? Скажем прямо, очень часто за этой простотой прячется неумный герой.
