Сергей Кудряшов: «В нашей профессии надо себя переламывать»
В Московском Драматическом Театре им. А.С. Пушкина много замечательных актёров. Некоторые выходят на сцену практически каждый день и заняты в большей половине репертуарных спектаклей. Один из таких артистов – Сергей Кудряшов. Добрый, искренний, скромный в жизни – и такой разный на сцене. Сергей растёт в творческом плане, но, кроме этого, он – любящий муж и отец. Мы поговорили о его детстве, юности, мечтах, планах и семейных ценностях.
– Помнишь ли первый раз, как пришел на съемочную площадку?
– Да. Мне было, по-моему, 4 года. Это был рекламный ролик лекарства. Фотореклама, 1997 год. Заплатили несусветные деньги. Мне кажется, я был кормильцем в семье, потому что дали 400$ в 97 году! У нас потом очень долго дома висел плакат этой рекламы.Случайно там снялся и мой папа, он был врачом, а я маленьким пациентом. Помню, я там был больным мальчиком, и мне надевали на шею шарф. Он очень кололся, и я закатывал истерики, что не хочу этого. Фотографии с того дня остались забавные. Не могу сказать, что я был несчастным, но воспоминание колючего шарфа осталось. Меня папа таскал периодически с собой на пробы. Потому что негде оставить (не с кем) и в том числе «а вдруг что». Так периодически случалось «а давайте его тоже попробуем, у нас там есть что-то для ребенка». У меня папа очень любит записывать такие вещи. Когда-то он считал мои голы за футбольную команду: в официальных матчах в одной колонке, в товарищеских – в другой. Так же мы считали кастинги. За год в возрасте 8-10 лет у меня было около 150.
– А на кастинги хотелось ходить или просто туда «таскали»?
– Не могу сказать, что мне туда конкретно хотелось, но скажу, что это была моя постоянная действительность. Да, пойдем, окей, хорошо. Правда, мне очень не нравилось, что после того, как я ходил в комнату, где проходил кастинг, один, надо было отвечать на вопросы от мамы и папы «ну как, что там было?». Не знаю, почему, но это очень раздражало. Я не знал, что ответить, потому что было ощущение, будто ничего не помню.
– Школу ты закончил рано, в 15 лет, с медалью. Получается, ты многие предметы знал очень хорошо?
– Скорее, так сложилось. 8 классов я отучился в очень хорошей школе, спецанглийской. Я там не был полностью хорошим учеником: бывали четверти, где я был хорошистом, были и «нормальные» четверти, с тройками. Потом я уехал на съемки «Русичей» на 3 месяца в Выборг. Там меня устроили в местную школу, чтобы я не пропускал учебу и сдал мини-экзамены по всем предметам. Привёз оттуда официальные оценки, с печатью той школы. Потом я вернулся, и у меня начались проблемы с завучем из-за «слишком хороших» оценок, считали, что я это подделал и подстроил. Пришёл домой и сказал родителям, что больше не буду ходить в эту школу. Закончил экстерном 10-11 класс.
– Ты всегда хотел быть актёром?
– Скорее, это была моя обыденность, какой-то путь, к которому я бессознательно шел. Не с радостью, не без радости, просто шел. Наверное, я ничего другого не видел. Я еще очень долго занимался футболом, это тоже было моё увлечение, но там я звёзд неба не хватал. Там бы я не пробился. Тогда у меня был «не футбольный» характер, в отличие от сегодняшнего
– Ты когда-нибудь читал про себя отзывы и комментарии?
- Мы твои большие фанатки! Классно играешь и очень красивый и стильный!
- Яркий молодой человек с очень красивыми ранимыми глазами. Мне кажется за ним будущее. Дай Бог, чтобы судьба была благосклонной и подарила чуточку везения, а остальное он сделает сам. От души желаю счастья.
- Недавно по НТВ показывали сериал «Глухарь» серию «Три товарища». Сергей Кудряшов сыграл очень интересную психологическую роль. Одного из трёх мальчишек, угнавших машину. Фамилию героя, к сожалению, не помню. Героя, которого мучили сомнения по поводу содеянного. Актёр очень талантливый. Побольше ему ярких психологических ролей!
– Мне кажется, я это читал, но достаточно давно, лет в 15. Был сайт, который папа вёл. Я там в гостевой книге даже старался отвечать на комментарии.
– Ты отучился в школе. Поступил к Женовачу. Ты именно к нему хотел?
– Честно признаться, я тогда ничего не хотел, ничего не понимал. Я пару раз был в СТИ смотрел «Мальчиков», «Снегурочку» В 39-й ауд. ГИТИСа, еще что-то… Но, честно говоря, я знал, что это – то, куда надо. За меня выбрали мастера. Я тогда был не очень сознательным человеком. Понимал, где нахожусь, что делаю, но не знал, что хорошо, что плохо. То есть, с этой точки зрения, я пришел в институт зеленым-зеленым человеком. В первые два года я на экзаменах выкатывался на сцену на роликах, проезжал вокруг искусственной ёлки и уезжал. Еще в сказке выходил постоять. Вот и вся работа за 2 года. Я не очень понимал систему ценностей. Но ради Женовача я экстерном школу заканчивал, чтобы именно в этот набор поступить к нему. Мой папа просчитал и сделал всё возможное, чтобы я попробовался туда. Я был на конкурсах в 5 мастерских, но на последний тур пошёл только к Женовачу.
– Ты выпустился в 2013. Рад тому, что ты учился у Женовача?
– Я безумно рад, знаю плюсы этой мастерской, минусы. Но те минусы, которые были, я, придя в театр, слава Богу, начал исправлять. Я из одной структуры Женовача попал в совершенно другой театр, чему я тоже очень рад. Когда мы закончили, Женовач сам сказал «Ребята, подождите. Сейчас я пойму, кто мне нужен для СТИ». Тогда это был частный театр, и было совсем мало мест. У нас он взял часть людей, а остальным предложил другие варианты. Мы показывались в Современник, в Сатирикон, в театр Пушкина. Он со всеми вместе ходил, буквально за ручку, показывал нас, помогал. Мы были не из тех брошенных людей, которые сами звонят в театры с вопросом «Вам не нужен актёр?». Конечно, я расстроился, что не попал в число избранных для СТИ. Но я понимал, что за время института, кроме третьего курса, когда я резко стрельнул, я не показал ничего. На третьем курсе был год Чехова, я с этими отрывками как раз и пришел в театр [Пушкина]! Это «Чайка», где я играл Треплева и сцену из трех сестер – Соленый, Тузенбах, когда Ирина заходит. Мне было выгоднее начинать с чистого листа. Я был безумно рад.
– До того, как ты пришел сюда работать, видел спектакли этого театра?
– Конечно, я видел «Доброго человека из Сезуана». Юрий Николаевич [Бутусов] – мой педагог, и мы были подопытными кроликами, на которых проводились самые первые сырые прогоны. Тогда это был мой любимый спектакль.
– Работ Е.А.Писарева ты не видел до того, как пришел в театр?
– К сожалению, нет. Но, к счастью, у нас тут не было «коллоквиума», как в Современнике, где опрашивали «А ты видел этот спектакль? А этот?..». Это жуть. В театре Пушкина мне сразу дали возможность походить на спектакли, и я быстро всё посмотрел. В Сатирикон я тоже сходил, показался, но мне Юрий Николаевич сказал «Оставайся здесь, что тебе еще нужно!». В общем, я безумно счастлив, что я тут.
– Ты пришел, и здесь все работы немного не такие, как у Женовача. Ты многому здесь научился?
– Конечно, я здесь учился. Мне кажется, первый год-два у меня были сплошные «экзамены». Первый спектакль, в который я ввёлся, был «Остров Сокровищ», который идет уже лет 20. Я чуть ли не третий (или четвертый) человек, который играет в этом спектакле попугая. После этого были «Две дамочки в сторону севера».
– Какой спектакль из тех, где ты сейчас играешь, самый родной и значимый?
– «Материнское поле», третий спектакль, куда меня ввели. После него я каждый раз иду и понимаю, что у меня в жизни случился очередной катарсис. Я вымотан, но счастливо устал, выдал всё, что мог. Получил море энергии взамен. Это какой-то очень чистый спектакль, мой самый дорогой. Сумасшедшая тема, его понимают везде, куда бы мы ни возили, даже Китай им пробили. Единственное слово в спектакле – «мама». Это спектакль, после которого понимаешь, что ты «в профессии» в каком-то глобальном смысле – и отдаешь, и получаешь.Трамплинный мой спектакль – «Женитьба Фигаро», почти первая премьера в театре. Там у меня прекрасная роль, я стараюсь её развивать. Первые три года я продолжал её доделывать, расставлять акценты. Помню, когда репетировали «Фигаро», прихожу на репетицию – Саша Арсентьев, Саша Матросов, Саша Урсуляк, думаю «Господиии, это же небожители какие-то, я ничего не умею, не в этой стилистике работаю…». Сейчас вместо Саши Урсуляк играет Тая Вилкова, и я уже матерый старожил этого спектакля, в какие-то моменты мне надо ей больше помогать.
– Последняя премьера «Сделано в СССР». Главная роль. Любишь ли ты этот спектакль?
– Да, это моя первая главная роль в театре. в карьере, в жизни. Обычно я выходил на сцену, что-то сделал – и ушел. А здесь я тащу весь спектакль. Мне было интересно, что это, как это. Я должен связывать. Не могу сцену закончить – и уйти, нужно сразу начинать следующую. Это большой опыт. Я подозревал, что у меня есть энергия и силы на это. Я боялся главной роли, нежданно-негаданно это произошло, и я очень рад, что могу делать это, пробовать.
– Что сейчас интересно, что хочется?
– Мне кажется, любую роль можно сделать прекрасной и яркой. Вот даже на примере работ Бутусова: роль официанта в «Барабанах в ночи» не прописана практически никак, но Настя [Лебедева] сделала её прекрасно, это сразу «Золотая маска». Стоит стремиться к тому, чтобы делать как можно более яркой и интересной любую роль, какая бы ни появилась. Пойти ведь можно в любую сторону. Естественно, в том ключе, куда направляет режиссёр.
– Хочется сыграть у того же Бутусова, что-то более крупное? Готов или еще нет?
– В момент – не готов наверное. Но если это вырастить, то почему бы и нет. Конечно, мало опыта.
– Ты часто ходишь на другие спектакли?
– К сожалению, нет. Даже до своего театра редко успеваю добегать. Последнее время тяжело. Жена одна практически всегда с ребенком, бабушки, дедушки работают! Но стараемся выходить в свет, когда есть с кем дочку оставить. Недавно посмотрели нашу «Гардению» – чудесный спектакль!
– Про ученых говорят: «Когда ученые заводят семью, они теряют научное острие». Можно ли такое сказать про актёра?
– Ребёнок – это такая субстанция, которая не может позволить тебе потерять творческое острие. Потому что ты от него питаешься. Моя дочь – сумасшедше-прекрасная, яркая, вытворяет какие-то грандиозные вещи уже в свои 2.5 года. От неё можно черпать очень много всего. Она меня вдохновляет. В театр я её пока не приводил. Мы сходили на «Мульт в кино», в Дарвиновский музей, и эти опыты были не очень радужными, хотя рядом с домом. Она была здесь, в театре, просто за кулисами. Видела меня по телевизору.
– Будешь ли ты её, как тебя когда-то, водить по кастингам?
– Специально делать из неё актрису не хочу, но, мне кажется, она к этому склонна и тянется. На её лице буря эмоций, она с удовольствием фотографируется, можно с ней сторис записывать.
– Давай поговорим о кино. Последняя из крупных ролей – «Семейное дело». Стремишься ли больше сниматься?
– До института было всё, в том числе и много крупных ролей. Во время учебы совмещать тяжело было. К кино, конечно, стремлюсь, но на первое место всё равно поставлю театр. Я недавно отказался от очень крупной роли. Не сошлись в графиках. Их не устроило, что у меня 19 спектаклей в месяц. Хотя я и отпросился с репетиций, готов был замениться. Театр пошел навстречу и освободил меня от некоторой занятости. Но в кино иногда нужен артист, который подстраивается под проект. Однако, театр я ни на что не променяю. Найду компромисс – прекрасно, если нет, то нет. Я артист театра, черт побери, и горжусь этим!
– Кто ближе всего тебе из режиссёров среди тех, с кем работал?
– Это, конечно, огромный плюс нашего театра, что можно работать с разными режиссёрами. Потому что, если бы я был в СТИ, я бы работал только с Женовачем… Или его учениками. Хотя вот с Айдаром Заббаровым было бы интересно поработать, видел его студенческие работы, сейчас он уже даже на «Золотую Маску» номинируется.
– Так с кем тебе удобно, комфортно, нравится работать?
– Комфортно и нравится – это абсолютно разные вещи. С Юрием Николаевичем мне, например, безумно нравится работать. Его стиль, честность, откровенность. Но, конечно, с ним работать неудобно. Потому что ты чувствуешь себя полнейшим ничтожеством. Пока ты не опустишься до самого дна, ты ничего не выдашь. Наверное, это хороший путь: когда ты освобождаешься от всех своих штампов, зацикленностей. Пока ты себя не переборешь и реально не окунешься в лужу с головой – ты никуда не взлетишь. Но огромный плюс, что при подготовке к спектаклю есть команда. Такая команда, по крайней мере, в «Барабанах». Или я вот с ним работал как помощник-осветитель на «LIEBE. Schiller». Это команда, в которой есть своя атмосфера. Работает очень сильно и чертовски помогает.
– Как работается с Евгением Александровичем [Писаревым]?
– Очень интересно. Евгений Александрович всегда хочет для самого себя новых больших перспектив. У него крупнейшие постановки, проекты. Он сам в себе ищет какие-то новые уровни творчества - тот же «Свифт», «Шекспир» – его гордость. Все думают, что он – прекрасный режиссёр комедий, легких спектаклей. Да, но «Свифт», «Кинастон»… Мне очень нравится, что он пытается еще что-то найти в себе, в нас. Развивает труппу, себя через труппу. С ним абсолютно по-другому работать. У него, во-первых, есть «своя» команда – художник, хореограф. Мы с ним больше работаем над застройкой. А что-то внутреннее наживаешь позже. То есть, уже видишь мизансцены, понимаешь, где стоишь и только потом «прикрепляешь» к себе. Может быть, это даже удобнее, потому что тебе больше помогают. Так как он сам артист, помощи очень много.
– Может быть, есть режиссер, с которым хотелось бы поработать?
– Вот, например, Айдар Заббаров или Егор Перегудов. Я хочу давно посмотреть «Сто лет одиночества», вот жду [сейчас в СТИ готовится премьера]. Я работал с Егором, но очень давно, в тот период своей жизни, когда я был совсем не артистом. Вообще, я готов ко всему.
– Сейчас ты считаешь себя артистом?
– В большей степени. Если сравнивать, то конечно. В институте этого не было.
– Почему?
– Наверное, еще не прошел тот период становления, мне было 15 лет. Я рад, что учился в школе 9 лет, а не 11. Я рад, что поступил к Женовачу, потому что у него атмосфера творчества, он прививает вкус, это очень круто. Но ремеслу я не успел научиться. И уже работая здесь, в театре, с разными режиссёрами, я хватаю жанры, стили, работы. Хотя у нас в институте был Олег Долин. Это абсолютно другого склада режиссёр и человек. Я могу сказать, что он мне очень много дал как педагог. Хотя он был моим однокурсником, но к тому моменту уже закончил Щукинское училище, много работал.
– Если тебя позовут в другой театр, ты уйдешь?
– В какой театр можно уйти отсюда?! Какой театр может быть лучше нашего?! Мне здесь нравится во всех смыслах: и возможности, и атмосфера, и отношение. И, в конце концов, и в первую очередь – количество и разность моих работ. В том числе вот, и главная роль до меня дошла.
– Если вдруг в какой-то момент жизнь сложится так, что нельзя будет работать актёром: ни в театре, ни в кино, нигде. Кем ты себя можешь видеть?
– Если вернуться назад: долго я был футболистом. До 14 лет профессионально занимался. По большому счету, в данной ситуации я буду думать о своей семье. Если я не смогу заниматься любимым делом, то я просто пойду зарабатывать деньги. Мне кажется, что я – тот человек, который может быстро чему угодно научиться. Если это не врач, не педагог… Любой путь для меня возможен.
– Если смежное с театром: хочется ли попробовать себя в качестве режиссёра/драматурга?
– Мыль такая, конечно, посещает, но я понимаю, что я пока к этому не готов. У меня нет грандиозных идей, которыми я хотел бы поделиться. Мне очень понравился мой опыт в институте осветителем, было здорово придумывать. На маленькой сцене, где можно поискать точки, моменты, ракурсы – мне было бы это очень интересно. поработать. В институте у меня было 3 работы как артиста и 5 – как осветителя. Я горжусь тем, чего мне удалось добиться в «LIEBE. Schiller» как осветителю. Это были и картинки, и ритмы. Юрий Николаевич как-то признался, что, если бы он не был режиссёром, он был бы звуковиком в театре. Потому что это тоже даёт спектаклю очень много: ритмы, дыхание.
– Играя 19 спектаклей в месяц, насколько сильно ты устаешь?
– Привык уже. Была перестройка «Как это можно спать не по 8 часов в день?». Сейчас понимаю, что 5-6 часов – это вполне себе ничего. Выспаться не удаётся в любом случае. На гастролях вот можно поспать чуть-чуть. В театре я почти круглые сутки, но дома тоже всегда накапливаются дела. Мы – семья, которая ставит для себя большие и маленькие цели: сделать ремонт, доделать ремонт, переделать ремонт.
– Что ты читаешь?
– Как ни странно, я пытаюсь уже пол года параллельно с текстами и пьесами, которые нужны для работы, читать «Войну и мир». Удивительно, но даётся не тяжело. Наверное, сейчас я дорос до того момента, когда это интересно. Я не понимаю, зачем «Войну и мир» нужно читать в школе. Это же можно убить всё время и весь интерес. Сейчас я получаю кайф. Правда, после перерывов сложно возвращаться к куче параллельных линий.
– Если всё-таки удаётся отдохнуть, как вы с семьёй это делаете?
– Вот сейчас мы в «Икею» съездили. Маленькие цели – и приятное времяпрепровождение. Вырваться поиграть футбол – это счастье. Посмотреть кино (если удаётся).
– Какое кино ты любишь?
– Совершенно разное. Если не кто-то посоветовал, то листаю просто списки фильмов – и выбираю. Стыдно признаться, но не так давно посмотрел «Список Шиндлера». Обожаю фильмы с непредсказуемой концовкой – «Остров проклятых», «Счастливое число Слэвина»; интересно смотреть скандинавские детективные сериалы; сейчас и российское кино есть хорошее – «Аритмия», «Дурак»; из недавно просмотренного понравился фильм «Вторая жизнь Увэ», в конце даже прослезился.
– Можешь ли ты дать совет такому же человеку, каким был ты, когда поступил в 15 лет в театральное?
– В первую очередь – не бояться. Я был очень боязливый. Вот мне Юрий Николаевич многое в этом смысле дал, с ним приходится открываться, есть почва для откровения: «Да сделай же ты уже что-нибудь». В нашей профессии бояться нельзя, надо себя переламывать, делать в лоб. Это сложно, а надо. И, конечно, банальное – читать, смотреть. Это очень важно для артиста.