Пошутил не так ‒ и ты попал в blacklist: «Багровый остров» в Театре им. А.С. Пушкина

О спектакле

Евгений Писарев и Федор Левин поставили в Московском драматическом театре имени А.С. Пушкина спектакль «Багровый остров» по одноименной пьесе Михаила Булгакова. На сцене разворачивается трагикомедия, где пародируются театральные, литературные и идеологические штампы.

«Багровый остров» возник из читки-эскиза, который был показан еще в прошлом сезоне в рамках лаборатории «Камерный театр. Возвращенные страницы». Проект дает ключ к творчеству Камерного театра, а заодно проводит параллель между репертуаром театра 1910-х – 1940-х и современностью.

Булгаков – один из главных авторов русскоязычной литературы ХХ века, но его «Багровый остров» не так известен сегодняшнему зрителю, так как пьеса после закрытия Камерного театра практически исчезла с афиш почти на сто лет.

Возвращение на сцену Театра им. А.С. Пушкина текстов, ставших основами легендарных спектаклей его театра-предшественника, это прежде всего важное мемориальное снаряжение. Здесь стоит помнить, что Камерный театр в первой половине ХХ века занимался изощренным эстетизированием, созданием эмоционально-насыщенных форм в противовес как условному театру, так и натурализму и реализму.

Сильные чувства, большие страсти, легендарные, полуфантастические сюжеты – все это соответствовало духу времени. И в этом смысле «воскрешение» «Багрового острова» сегодня – это еще и проект опыта. Сказочный сюжет о далеком туземном острове перемежается с описанием бряцающей советской действительности. Оказалось, что сегодня все это также громко кипит и извергается из художественной реальности в окружающую действительность, совсем как тот самый вулкан на острове.

Евгений Писарев и Федор Левин, совместно выпустившие этот спектакль, очень красочно представляют и пародируют на сцене эту доведенную до абсурда внутритеаральную реальность, где для того, чтобы пьеса могла идти в репертуаре, необходимо добиться разрешения вышестоящего чиновничьего начальства от министерства культуры. Конечно, по ходу цензурных правок возникает множество нелепостей и перекосов, а «доведенный до ума» текст молодого многообещающего драматурга все больше становится идеологически заряженным.

Булгаков скрупулезно вылущивал пережитый им опыт общения с Главреперткомом и протаскивания выстраданных текстов через всевозможные цензурные инстанции, и, в конце концов, выразил это в одноименном фельетоне. В фельетоне уже была заявлена развернувшаяся потом в пьесе тема высмеивания штампов классика приключенческого жанра Жюля Верна. Здесь и говорящий попугай (сначала импозантный повелитель острова Сизи-Бузи, а потом яркая птица Андрей Сухов), и экзотичные туземцы (прекрасный дуэт Кирилла Чернышенко и Александра Кубанина). Но… туземцы красные, порабощены белыми арапами. Аллегория на лицо. В спектакле пародия на революционные настроения сохраняется, в какой-то момент островитяне-аборигены затягивают: «Широка страна моя родная…».

В пьесе же откровенная сатира ладно прикрывается приемом «театра в театре»: история с туземцами оказывается сочинением для театра робкого драматурга Дымогацкого; и вся труппа, с директором и автором, наспех репетируют «приключенческую» постановку в ожидании Саввы Лукича, чиновника, от которого зависит, будет ли пьеса идти на сцене.

Сергей Ланбамин (Савва Лукич) – идеальный злодей с завораживающим отрицательным обаянием. Он играет даже не рядового цензора от комитета по культуре, часто в этой культуре ничего не понимающего, а настоящего кэгэбэшника, внешне приятного, очаровывающего своей непосредственностью и какой-то детской трогательностью – на кораблике покататься ему очень хочется, мечта такая с детства была – капитаном стать. Ну а в театре же все возможно.

Александр Матросов играет директора театра и по совместительству постановщика Геннадия Панфиловича в очень знакомых по нынешним временам жесткой кадровой ротации. Одно неосторожное движение, и кресло займет кто-то более сговорчивый и удобный. Поэтому в его спектакле появляется много стереотипной русской «актуалочки» – и это очень смешные сцены в спектакле, когда туземный царь Сизи-Бузи коронуется под сцену коронации из оперы Мусоргского «Борис Годунов» (хор «Да здравствует царь Борис Федорович!»), а сцена соблазнения леди Гленарван (она же жена директора Лидия Ивановна, тонкая в своей комедийности Ирина Царенко) псевдо-единомышленником туземцев, а на самом деле проходимцем при дворе Кири-Куки происходит у фонтана – аллюзия на известную сцену из того же «Бориса Годунова», уже Пушкина.

Дымогацкий, на ходу переписывая финал пьесы, где свободные английские матросы приветствуют революционный и тоже свободный туземный народ, на самом деле создает гамлетовскую сцену «мышеловки»: абсурд реальности предстает под увеличительным стеклом театра еще более абсурдным. И здесь, вслед за Булгаковым, Александр Дмитриев искусным образом подсвечивает во всем этом смысл и возводит своего героя прямо до трагических высот. Выбор между тем, чтобы прожить в творчестве все по-настоящему, и тем, чтобы пойти на компромисс, для художника оказывается очень жесток.