Порядок слов

Честно говоря, я не поняла, почему в Театре Пушкина пьесу Тома Стоппарда «Отражения, или Истинное» поставили на маленькой сцене филиала, предназначенной для дебютов и экспериментов. Наверное, спектакль без спецэффектов, выстроенный с психологической основательностью и опирающийся на актерский ансамбль, нынче проходит по разряду экспериментальных. Пьеса-то из разряда кассовых — про любовь. Да и автор знаменит. И артисты известные — Андрей Заводюк, Вера Воронкова, Виктория Исакова, Григорий Сиятвинда («Сатирикон»). Похоже, дорожили крупным планом больше, чем количеством зрителей. И еще тем, что стоит за ее английским названием — The Real Thing. Русский заголовок в какой-то мере иллюстрирует прием автора, смешавшего реальное с театральным. Большая сцена, конечно, усилила бы театральность. Маленькая тяготеет к «Истинному». Для режиссера Олега Тополянского оно казалось важнее «Отражений».

А начинается все как раз с «розыгрыша». Когда открывается занавес, к нам спиной сидит крепкий лысый мужчина и напряженно достраивает карточный домик. Ни дать ни взять — Константин Райкин, в программке не значащийся. Потом мы узнаем Сиятвинду, который продолжит изящно пародировать своего худрука. Макс с Шарлоттой — Воронковой блестяще проведут остроумно написанную сцену ревности... и тут мы поймем, что только что видели отрывок из пьесы Генри «Карточный домик».

Стоппард — блистательный пересмешник. Но, видно, тем и оказался очень близок русскому театру, что в его сочинениях игра ума никогда не бывает холодным упражнением интеллектуала. А в этой, быть может, самой лирической из его пьес Генри — alter ego драматурга, раскрывает нам его художественные и человеческие принципы.

Зная прототип своего Генри, не просто было Андрею Заводюку соединить в своем герое острый ум и чистоту помыслов, мужскую привлекательность с юмором, снимающим любой намек на нарциссизм. А главное, передать обаяние таланта. К слову, в пьесе четыре персонажа актеры, и все — талантливы, включая молодого Билли (Антон Феоктистов). Иначе это была бы совсем другая история.

В центре сюжета — любовный четырехугольник. И здесь драматург-пересмешник необычайно серьезен, отстаивая свои старомодные представления о любви и браке. «Любить человека — значит любить его и в худшие минуты. Если это романтично, то пусть все будет романтично — любовь, работа, музыка, литература, девственность и ее потеря...». Именно таким пониманием отношений объясняется уход Генри от Шарлотты к Анни. Воронкова с горькой мудростью оценивает утрату. Для Исаковой важным оказывается не только счастье обретения, но и равенство в партнерстве.

Стоппард не был бы Стоппардом, если бы даже в этой самой неполитической его пьесе не было гражданских мотивов. И хотя репетировать ее начали до рождения класса «белых ленточек», она и для него кое в чем поучительна. Анни увлечена пьесой некоего Броуди (Николай Кисличенко) — жертвы режима, по ее представлению. Автор, а вслед за ним и театр демонстрируют, что эпатаж бездарности не может стать моральной опорой для вменяемого социума. Стоппарда, написавшего целый «диссидентский цикл», поддерживавшего Гавела и Валенсу, члена Amnesty International, трудно заподозрить в конформизме, тем паче в общественной апатии. Броуди — милая пародия на себя, юного радикала. Но уж очень он напоминает кое-кого из наших нынешних трибунов. Хотелось бы, чтобы публика расслышала постулат Генри: «Из слов — если обращаться с ними бережно — можно, словно из кирпичиков, выстроить мост через бездну непонимания или хаоса... Отберите их бережно, расставьте в нужном порядке, и в мире что-то изменится». Вслушивайтесь в порядок слов.