Молчать во весь голос

Московский драматический театр имени Пушкина показал премьеру спектакля "Дом, который построил Свифт" по пьесе Григория Горина в постановке худрука театра Евгения Писарева. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

В спектакле есть момент, когда полицейский, охраняющий тюрьму с заключенными в ней актерами, вспоминает свои прошлые жизни. У эпизода есть свой, важный смысл, но в эту минуту вдруг думаешь, что со времени сравнительно недавней премьеры Евгения Писарева "Женитьба Фигаро", похоже, тоже прошла целая жизнь. Во всяком случае, что наступила какая-то другая. Режиссер, едва ли не лучше всех на столичной сцене умеющий ставить жизнерадостные комедии — причем не только с юмором, но и со вкусом, сделал спектакль горький, наполненный не весельем, не счастьем прямого контакта со зрительным залом, но глубоким отчаянием и разочарованием.

Пьеса Григория Горина "Дом, который построил Свифт" была написана под самый финал брежневского застоя, писатель умер на рубеже веков, когда кончилась предыдущая эпоха и началось время, в котором мы и сейчас живем. С тех пор горинские пьесы исчезли из актуального репертуара (не поручусь за страну, но в Москве — точно), но очевидный социальный регресс, видимо, должен был вывести обратно к ним: и комедиограф Евгений Писарев оказался просто более чутким, чем другие режиссеры, в том числе и те из них, за кем закрепилась слава выразителей тревожного духа времени.

При этом Писарев вовсе не стремится убедить нас, что у Горина все написано "ну прямо как будто сейчас". Никакие запреты и угрозы, во всяком случае пока, не привели к возвращению эзопова языка — у авторов по-прежнему есть достаточно способов сказать свою правду напрямую. Кто знает, может быть, Писарев работает на опережение, но пьеса Горина пока выглядит-таки несовременной. Хотя многие из горинских иносказаний, относящихся к терминальной стадии развития советского общества, обретают печальную актуальность — вроде размышлений о том, что если в стране нельзя свободно жить, то умирать все-таки можно, как захочется, или объяснения того, что сам Свифт на протяжении почти всей пьесы молчит — а зачем говорить, когда и так всем все ясно?

Как тут не вспомнить о недавнем случае, когда в Москве были задержаны люди, "держащие" в руках воображаемые плакаты? Впрочем, Евгений Писарев в своем спектакле избегает каких-либо возбуждающих аллюзий, равно как и инъекций внешней театральности. Скорее наоборот: он сознательно сдерживает, замедляет ритмы, делает непростой выбор в пользу добротной сосредоточенности на характерах и диалогах. История, разворачивающаяся под аккомпанемент одинокого тапера, насыщена героями и событиями — приезд доктора Ричарда Симпсона (Антон Феоктистов) в дом декана дублинского собора Святого Патрика Джонатана Свифта, знакомство с населяющими его дом персонажами свифтовских сочинений (лилипуты считают, что они-то и есть нормальные люди, великан Глюм мечтает обрести средний рост, чтобы не обращать на себя внимания и т. д.) и представителями светской и духовной власти, которым очень удобно считать умолкнувшего писателя больным — иначе невозможно было бы простить сатирический запал его памфлетов... И над всем этим многообразием характеров и россыпями остроумных реплик вопросы — что считать нормой, а что безумием и как сделать достойный выбор между правдой жизни и иллюзией.

Нельзя сказать, что к премьере все роли сложились с равным успехом. Но важные работы уже видны: выразительный и в долгом молчании, и в финальной исповеди Андрей Заводюк — Свифт, приглашенный из "Сатирикона" Григорий Сиятвинда — великан Глюм, Александр Матросов — прозревающий охранник тюрьмы, Игорь Теплов и Алексей Рахманов — меняющиеся ростом мигранты-лилипуты. Ради последних художник Зиновий Марголин придумал эффектный переворот: стоящий в центре сцены купол собора Святого Патрика превращается в огромную перевернутую чашку, в которой гибнет один из лилипутов. Если в начале спектакля застекленный дом-купол зияет всего несколькими дырами, то в финале почти все окна оказываются разбитыми — и не потому, что изоляция декана-молчальника нарушена, а потому, что сама жизнь его истекает.

Собственно говоря, главной в спектакле Евгения Писарева и становится тема конца печальных забав и философских фантазий, тема прощания автора со своими странными героями, с театром земного социума. Часто инсценировавший свою смерть при жизни Свифт по-настоящему уходит совсем не театрально, как-то строго и мудро. И это уже по большому счету не зависит от того, позволяет ли общество говорить правду или вынуждает прибегать к хитроумным иносказаниям.