«Мадам Бовари»

Закончив длительную гастрольную поездку по Дальнему Востоку, Камерный театр — снова в Москве. В конце октября столичный зритель познакомился с новой работой театра. Это гениальный роман Гюстава Флобера — «Госпожа Бовари», переделанный для сцены народной артисткой Республики Алисой Коонен.

Камерный театр — один из замечательных театров нашей страны. Его путь — это яркая цепь исканий, не всегда успешных, но в большинстве своем объятых пафосом подлинного поэтического дерзания, художнически смелых и умных, а потому и не раз приводивших к великолепным, поистине новаторским удачам. Думается, что особенно плодотворна работа Камерного театра над воплощением трагедийного репертуара, что такие его спектакли как «Адриенна Лекуврер», «Любовь под вязами», «Оптимистическая трагедия» — это в полном смысле слова — классические произведения советской театральной культуры.

И вот на сцене этого театра опять трагедийная пьеса, одна из самых замечательных трагедий, запечатлевшихся в классическом искусстве, — «Мадам Бовари». И снова Камерный театр создает спектакль необыкновенной творческой силы, произведение, которое поглощает и покоряет все мысли и чувства зрителя, которое потрясает его истинно трагическими страстями и страданиями, которое, как и подобает настоящей трагедии, приносит зрителю эмоции духовного очищения, возвышенные и благородные, которое рождает в нем сознание глубокой признательности и трепетного благоговения перед всепобеждающим искусством, воспитывающим и обновляющим человека. На сцене Камерного театра — спектакль, который безусловно войдет в историю советского театра, как одно из ее крупнейших событий.

Этот спектакль, который первыми увидели и первыми оценили бойцы-дальневосточники, долгие годы творился театром. Авторы этого спектакля — Алиса Коонен (автор сценического варианта романа), и Александр Таиров (автор его композиции и постановщик), — обдумали и прочувствовали каждую деталь этого сложнейшего произведения. Они сумели придать ему настоящий флоберовский колорит, добытый ими не. только книжным изучением, но и живым общением с маленьким мирком, который хранил еще так недавно память о печальной жизни флоберовской героини. Быть может, именно во время их поездки во Францию, когда они бродили в окрестностях Руана, где некогда совершала свои прогулки Дельфина Кутюрье (флоберовская Эмма Бовари), когда они в маленьком городке Ру (флоберовском Ионвиле) посетили ее домик, носящий в народе имя домика Бовари, впервые зародились контуры будущего спектакля, определился его эмоциональный колорит, выступили его краски. Но для того, чтобы эти первые поэтические впечатления воплотить в гармонически целостное творение для того, чтобы флоберовскую мысль отлить в тончайше выработанную сценическую форму, потребовались годы творческих раздумий и упорного труда.

Артисты не жалели времени, работали. И труд их дал блестящий результат.

Прежде всего о Коонен. О Коонен — авторе текста и героине спектакля. Нет никакого сомнения, что работу этой крупнейшей трагедийной артистки современности будут изучать детально, пристально, тщательно. Бесспорно, что великолепное искусство, с которым сыграна ею роль Эммы Бовари, будет в ближайшее же время изучено, как образец, молодыми актерами, что на нем будут учиться и что о нем будут писать так, как писали о коронных ролях крупнейших трагических артисток классического театра. Этот анализ будет сделан, потому что он нужен искусству театра, нужен для его развития.

И хотя в рецензии широкий анализ, естественно, не осуществим, все же хочется заметить, что основа удачи Коонен в том, что она с изумительной полнотой и правдивостью сумела донести до зрителя великое искусство Флобера.

Большинство сценических переделок классических романов оказывается неудачным прежде всего потому, что эти переделки (вернее, подделки или поделки) ограничиваются одной лишь сюжетной близостью к оригиналу. Взять хотя бы недавнюю переработку Н. Д. Волковым «Анны Карениной» Л. Н. Толстого. В этом произведении основная сюжетная линия романа сохранена в полнейшей неприкосновенности. Но, оберегая сюжет романа, Н. Д. Волков не сумел передать толстовского стиля, не сумел вынести на сцену главного для толстовского романа — характеров и психологии его героев. Вместо драмы характеров он дал нам монтаж сюжетных эпизодов, дал мелодраму, вынудив тем самым очень талантливую артистку А. К. Тарасову так часто играть на крике, так часто прибегать к мелодраматическим жестам и интонациям.

В осуществленной Коонен переделке «Госпожи Бовари» нет стремления в точности следовать сюжетному маршруту флоберовского романа. Здесь сельскохозяйственная выставка не появляется на сцене, но это отнюдь не препятствует выяснению отношений между Эммой и Родольфом Буланже, здесь на театре не разъезжает карета с опущенными шторами, отношения между Эммой и Леоном показаны тем не менее чрезвычайно полно к сильно. Не разрушая сюжетной линии романа и в то же время, не стремясь ее копировать, Коонен концентрирует свое внимание на характерах героев, на развитии и столкновении их чувств. Так реализм Флобера, тончайшего психолога, мастера социально-типических характеров, оказывается перенесенным на сцену со всей возможной полнотой и бережливостью. Своеобразная конструкция сценического макета, разработанного А. Я. Таировым и художниками Коваленко и Кривошеиной, позволила максимально сохранить сюжетную линию романа, добиться непрерывности действия, развивающегося попеременно на семи площадках. Но драма не перестала от этого быть драмой характеров, трагедией любви, опошленной и загубленной буржуазными отношениями.

В спектакле Коонен играет главную роль, роль Эммы Бовари. И здесь проникновение артистки в характер флоберовской героини, постижение и поэтическое претворение образа оказываются исключительно глубокими. Недаром Коонен, как это явствует из ее статьи о своей новой роли («Известия» № 38, 12 октября), еще при работе над текстам пьесы вживалась в роль, играя отдельные эпизоды, актерски их проверяя, раньше чем перенести их на бумагу.

Образ Эммы Бовари — глубоко романтичен. Это мечтательный, благородный, чистый характер. Это человек цельных и сильных страстей, светлый луч в темном царстве мещанских нравов, вступивший во имя всепоглощающей любви единоборство с преступным миром корысти, разврата и ханжества. Алиса Коонен исключительно тонко раскрывает все грани этого образа, она последовательно

проходит через все этапы развития характера Эммы. Ее актерские средства скупы, просты, сдержанны. Ни тени мелодраматизма нет в ее игре. Перед нами та пластическая простота, та гармония жеста и голоса, которая возникает из полноты вхождения в образ. И недаром Коонен в сценах скорби и отчаяния плачет настоящими слезами, недаром в голосе ее с неподдельной искренностью звучат переливы и оттенки всех переживаний любящего и отвергнутого человека.

В большинстве эпизодов Коонен мастерски воплощает противоречивые чувства. В сценах с мужем она дает борьбу сострадания и презрения к этому жалкому и добродушному обывателю. В сценах с Родольфом она — воплощение всепоглощающей страсти и в то же время боязни, а затем и ужаса разочарования. В сценах с Лере она передает тончайшие переходы от гадливости к покорности. В сценах с Леоном ее страсть одновременно и чувственно-торжествующая, и полная скорбного отчаяния. В великолепной сцене, введенной в ход действия воображением актрисы-драматурга, в сцене, когда маска, в которой так легко угадывается Гюстав Флобер, на маскараде объясняет Эмме трагедию ее жизни, Коонен легко переходит от покорного и чуть изумленного внимания к приступу катастрофического ужаса. И даже к концу пьесы, когда Эмма ходом событий становится над жизнью и над людьми, когда она в последний раз проходит по кругу мук и унижений, когда она в последний раз, уже мертвыми глазами, смотрит на подлые и пошлые физиономии окружающих ее негодяев — Родольфа, Лере, Гильомена, — даже и тогда чувства ее не приходят в ясность — и противоречия их вырастают в трагическое смятение чувств .Коонен проводит немую сцену колоссального эмоционального напряжения. Это сцена последнего отчаяния, последнего разочарования в последних надеждах, сцена, которая решает судьбу Эммы. Мадам Бовари уходит от Родольфа, с холодным презрением отказавшего ей в помощи. Она бежит по парку, и внезапное сознание неизбежной гибели ранит ее. Коонен играет на фоне киноэкрана, живопись которого немыми красками передает известный флоберовский текст: «Земля под ногами была податливее воды, борозды колыхались, как огромные бушующие волны... И вдруг ей показалось, что в воздухе вспыхивают огненные шарики, словно светящиеся пули, а потом сжимаются в плоские кружки, и вертятся, вертятся и тают в снегу, между ветвями деревьев». Этот текст «играет» кино. А Коонен играет одну короткую флоберовскую фразу: «И вот истинное положение открылось перед ней, как пропасть». Она играет с такой трагической силой, она поднимает до такой кульминации напряжение страстей, что только истинный и большой художник, как Коонен, может дальше, не ослабляя эмоцию, еще раз вернуться к бытовому фону.

Разумеется, игра Коонен не получила бы такого блестящего развития, если бы весь ансамбль не обнаруживал четкой сыгранности, если бы между режиссером, художниками, композитором (Д. Ковалевским) и актерами не существовало полного художественного единства в трактовке Флобера. И постановщик А. Я. Таиров, и режиссер С. С. Ценин очень тонко провели через весь спектакль характерно-флоберовскую поэтику контрастов. Романтический образ Эммы Бовари не просто контрастирует с бытовым окружением, но подчеркивается тем, что окружение частично взято сатирическими красками.

Артист Чаплыгин отлично передал флоберовскую сатиру в сцене, когда Родольф перечитывает свое прощальное послание Эмме. Артист Яниковский в роли Леона очень тонко провел сатирическое саморазоблачение этого персонажа — героя-любовника с душонкой клерка карьериста — в сценах, когда он читает наставительное письмо своей матушки, предостерегающей его от связи с замужней женщиной, и когда он покидает Эмму. Великолепен в исполнении Ценина аптекарь Оме. Превосходны исполненные в манере гротесковой сатиры нотариус Гильомен (арт. Хмельницкий) и дамы: Тюваш (Имберг) и Карон (Бояджиева). Несколько слабее сыграна артистом Горевым роль кюре Бурнисьена, поданная в грубовато-шаржированной манере.

Особо следует остановиться на игре актера Черневского (Шарль Бовари) и актера Нахимова (Лере). Роль доктора Бовари, — трусоватого филистера, несчастного и влюбленно-покорного мужа, человека глупого, но по своему честного, — проведена блестяще. Менее сложен с точки зрения анализа характера образ Лере, торгаша-паука, губящего Эмму. Ho в его сценическом воплощении перед актером стоял ряд ответственных стилизаторских задач, которые решены им совершенно правильно. Для артиста Нахимова не пропало ни одно флоберовское слово, сказанное об этом персонаже. И он создал отвратительную фигуру с «толстым, дряблым, безбородым лицом», «будто окрашенным отваром светлой лакрицы»; он точно передал его манеру держаться («в чуть наклонном положении») и его походку («словно кланяясь или приглашая кого-то танцовать»). Всем своим обликом этот персонаж вызывает в памяти бальзаковских торгашей и ростовщиков.

И не только этот образ, но и вся сценическая атмосфера спектакля, весь его колорит, как и самое творчество Флобера, вызывают в памяти мотивы и образы классического французского реализма. Печальная сценическая повесть об Эмме Бовари и о темных силах, ее сгубивших, заставляет вспомнить и развращенных властью денег героев Бальзака, и «Двойную ошибку» Мериме, и некоторые новеллы Мопассана. И в этом, — в том, что Флобер не только «правильно прочитан» Камерным театром, но воспринят им в атмосфере его времени и окружавшей его литературы, — еще одно доказательство социально-эстетической ценности спектакля «Мадам Бовари».