«Люди из маленьких стран очень интересуются большими странами»

Сегодня в московском Театре имени Пушкина состоится премьера нового спектакля «Эстрагон», сочиненного известным норвежским режиссером и хореографом Йо Стромгреном. Перед премьерой своего первого российского спектакля ЙО СТРОМГРЕН ответил на вопросы РОМАНА ДОЛЖАНСКОГО.

— Если открыть список сделанных вами спектаклей, поразит не столько их количество, сколько разброс жанров — вы ставили и драматические спектакли, и танцевальные представления, и балеты, и кукольные спектакли, а с недавних пор работаете и в опере. По какой логике вы переходите от одного жанра к другому?

— Дело в том, что я получил образование танцовщика, потом стал ставить танцевальные спектакли. Но в какой-то момент своей карьеры понял, что я двигаюсь все время в одном и том же направлении: меняются только костюмы и какие-то ситуации, но это, по сути, один и тот же спектакль. Смена жанров условна, она не означает, что я решаю вдруг потренироваться на каком-то новом поле. Думаю, что художественные идеи вообще не зависят от того, в каком жанре они реализованы. Многое приходит со временем. Меня, например, давно спрашивали, не хочу ли я поставить оперу. Но мне казалось, что было слишком рано, что я, если соглашусь, прослыву полным авантюристом. Но вот недавно я вдруг понял, что уже могу — и вот ставлю сейчас свои первые оперные спектакли.

— Многое зависит еще и от того, в каком именно театре вам предлагают работать.

— Конечно. Вообще, работа в большом государственном театре вроде Театра имени Пушкина очень отличается от работы в независимой компании. В репертуарном театре нужно думать о прокате спектакля, о продаже билетов. Кроме того, одно дело — приезжать на гастроли, совсем другое — делать спектакль для репертуара. Я много раз бывал в России, но всегда привозил свои норвежские спектакли на фестивали, а теперь впервые работаю с русскими артистами.

— Вы, наверное, любите чувствовать себя новичком, экспериментатором, совершающим путешествие в неизведанное…

— Да, разумеется. Я чувствую необходимость быть, так сказать, хорошим дилетантом и не превращаться в интеллектуала. Если ты интуитивный идиот, подгоняемый собственным любопытством, лучше не знать, что делали до тебя и какие сейчас господствуют тенденции. Я не собираюсь притворяться слишком умным. И перед тем как ехать в Россию, я не старался быстренько прочитать, что там говорил Станиславский, чтобы блеснуть своими знаниями перед русскими артистами. Я мог бы что-то прочитать, но сознательно решил ничего специально не узнавать о Станиславском.

— Почему?

— Я из Норвегии, то есть из маленькой страны. Это значит, что я не должен преподносить себя как представителя великой культуры или какой-то богатой традиции. Я не чувствую необходимости быть фигурой в мире того искусства, которое пишется с большой буквы.

— То есть вы вроде как путешественник без багажа?

— Я родился без багажа, потому что я норвежец. Наверное, я мог бы озаботиться тем, что нужно собрать, скопить какой-то серьезный багаж и тогда уже путешествовать со всеми этими тяжестями. Но я сделал другой выбор — и путешествую налегке. Я не должен сочинять миф о самом себе, заботиться о поддержании своего имиджа. В некоторых культурах без этого не выжить. Например, во Франции — там любят, чтобы у каждого художника была какая-то особая идентичность, которую ему следует подпитывать. Вот, например, во Франции есть хореограф Анжелен Прельжокаж.

— Он албанец по происхождению.

— Вот! Я об этом и говорю! Вы же первым долгом вспомнили, что он албанец, это важнейшая часть его имиджа. Однажды мы оказались вместе за ужином, и я решил поговорить с ним по-албански, потому что я сам когда-то изучал албанский язык. Так оказалось, что он не знает ни одного слова по-албански...

— Может быть, именно потому, что вы путешествуете без багажа, вам интересны те страны, где без культурного багажа невозможно ступить и шага. Я имею в виду, в частности, Россию. Вы сняли фильм о России, в ваших спектаклях бывали российские мотивы...

— Разумеется. Люди из маленьких стран очень интересуются большими странами. Потому что большие культуры дают возможность для богатых ассоциаций и небанальных отсылок. Но в маленьких странах очень много знают о странах больших. Спросите исландцев или голландцев — они обо всем в мире имеют свое суждение, они обладают сведениями из разных концов света и жутко любопытны. А американцы, как мы знаем, часто путают названия европейских стран и вообще мало что знают об окружающем мире.

— Судя по спектаклям, которые ваша норвежская компания показывала в Москве на фестивале NET, вам интересны психологические проблемы локальных, закрытых человеческих сообществ — будь то больница, монастырь или хотя бы мужской клуб любителей чайных пакетиков. Ваш спектакль в Театре имени Пушкина тоже о закрытом сообществе?

— В известной мере да. Спектакль состоит из пяти действий, каждое из которых происходит в разные эпохи и в разных местах мира — в XVII веке в Чехии, потом в 40-е годы прошлого века во Франции, в 60-е годы — в Китае, затем в эпоху фильмов о звездных войнах и, наконец, в будущем. В четырех актах говорят на несуществующих языках и только в пятом — по-русски. Каждый из сюжетов связан с женщиной, которая слишком многого хочет от своего мужчины и в конце концов убивает его. Есть еще у нас некая ироническая философская возня, которая не имеет ничего общего с настоящей философией. Могу сказать, что женские желания представлены у нас в сатирическом ключе.

— Это что же, антифеминистский спектакль?

— Нет, это унисекс!