Любовь под вязами

В лице ОНила Камерный театр находит своего драматурга. Прошлогодний успех «Косматой обезьяны» оказался не случайным. ОНил заинтересовал театр, конечно, не скрытыми анархическими устремлениями и не мелодраматической раздирательностью его сюжетов. Налет анархизма легко очищается, театр умно затушевывает чрезмерность положений и тогда обнаруживается строгий костяк современной психологической драмы. ОНил берет жизнь изнутри в сгущенных и ясных очертаниях. Нужды нет, что действие пьесы относится к середине прошлого века; современность ОНила в умелом выборе темы и в глубоком ощущении жизни, которое передается со сцены и которое по праву можно назвать материалистическим.

ОНил не проповедует и не ставит обнаженных тезисов; непосредственно «борьбы с собственностью» в пьесе увидеть нельзя. Однако осуждение «священной» собственности закономерно, как непреложное следствие, возникает из самого построения драмы. Нельзя не прийти к такому выводу, следя за глубоко вскрытой личной судьбой трёх тесно между собой связанных людей (старика фермера, его молодой жены и сына), за мучительной историей любви мачехи к сыну и их яростного соперничества из-за будущего наследства. Ферма, овладения которой они неуклонно добиваются, висит над ними мрачной и заманчивой тяжестью. Она давит их, их страсть приобретает дикие и уродливые очертания.

Обусловленность действия, его тесная зависимость от изображенного быта характеризуют пьесу; по скупости языка и по строгости речи она напоминает Ибсена и Стриндберга.

Камерный театр и его режиссёр (Таиров) хорошо расслышали тяжелую поступь драмы ОНила. Не приурочивая пьесы к определенному времени, Таиров в соответствии с манерой Камерного театра переводит действие в атмосферу «обобщенного реализма». Постепенное нарастание внутреннего действия, освобождение от мелких деталей, скупость внешнего оформления (отличный макет братьев Стенбергов), пародийный рисунок танцев (прекрасно поставленных Н. Глан) — все передает умело угаданный ритм пьесы.

Тем более противоречит всей постановке режиссёрское толкование конца второго действия: подчеркнуто эротическое, оно неприятно разрывает общую манеру спектакля.

Такой же простоты и сосредоточенности театр добивался в исполнении. По сравнению с материалом ролей образы несколько утончены, но по пути овладения внутренним образом и освобождения от эстетических изысканностей «старого» Камерного театра проделана большая и хорошая работа. Коонен (мачеха) играет с подлинным и волнующим мастерством, умело сочетая непривычную для неё характерность с моментами трагической напряженности. Интересно намечен образ сына у Церетелли. Менее других удовлетворяет Фенин — его добросовестное исполнение не в силах передать фигуру отца, требующую от актёра трагической силы.