Top.Mail.Ru
Евгений Писарев: «Я мечтал о премии Андрея Миронова» | СМИ о Московском драматическом театре
Художественный руководитель Театра им. Пушкина Евгений Писарев стал лауреатом Российской Национальной актёрской премии имени Андрея Миронова «Фигаро» в номинации «За служение русскому репертуарному театру». После вручения премии, состоявшегося в Санкт-Петербурге в день восьмидесятилетия великого артиста, Евгений Александрович побеседовал с Rus.lsm.lv.

Но сперва несколько слов о премии. Она создана в Санкт-Петербурге 1 июня 2010 года — учреждена «Санкт-Петербургским театром «Русская антреприза» имени Андрея Миронова» при содействии правительства города. Является профессиональной премией и присуждается за высшие достижения в области актерского драматического искусства. Создана по инициативе учредителя театра, народного артиста России Рудольфа Фурманова, в связи со столетием со дня рождения Марии Владимировны Мироновой и 70-летием со дня рождения её сына Андрея Александровича Миронова. 

— Евгений, расскажите, как прошла церемония вручения? Все-таки пандемия, но в телерепортажах я видел много знакомых лиц в театре...

— Церемония вручения премии прошла очень тепло, уютно, немного старомодно, но в этом тоже был свой шарм. В зале были Александр Михайлов, Николай Бурляев, Дмитрий Харатьян, Эммануил Виторган, Светлана Немоляева, Людмила Чурсина, Игорь Золотовицкий (сейчас ректор школы-студии МХТ —прим. автора) — в общем, хорошая компания. В этом году награждались наши артисты кино и театра, среди них уже и ветераны — Вениамин Смехов, Валентин Смирнитский, Александр Михайлов, Ирина Муравьева, Сергей Никоненко... Это был праздник для актеров. Рядом с ними я чувствовал себя юным и начинающим, свежим и еще несостоявшимся, хотя через два года мне будет 50. 

Можно сказать, что я мечтал об этой премии, хотя по сравнению с многими другими, в государственном масштабе, она не такая уж пафосная. Но это премия очень конкретная и любимая всеми артистами. Все мечтают хоть таким образом приобщиться к творчеству Миронова, к памяти о нем. Рудольфа Давыдовича Фурманова не было в этот раз, он в больнице уже более трех месяцев, лечится... Скорейшего ему выздоровления! Но тем не менее все было организовано прекрасно. 

— Вопрос небанальный — что для вас значит Андрей Александрович Миронов?

— Я бы не называл его просто кумиром, хотя для меня и многих других он таким и остается. Но он для меня стал тем «мотиватором» (если можно такое слово употребить) или мотивацией для того, чтобы пойти в эту профессию артиста. И здесь я не одинок, потому что в этом меня могут поддержать многие артисты старше или моложе меня, от Олега Меньшикова до Сергея Безрукова и Максима Аверина... И Андрей Миронов поддерживает этот огонь до сих пор, вот что важно. 

Есть великие артисты — Иннокентий Смоктуновский, Олег Борисов и другие, но вряд ли, когда посмотришь на них (и даже полюбишь их), сразу же рождается желание заняться этой профессией. А Андрей Миронов давал тебе невидимый счастливый билет в какую-то другую жизнь — более цветную и интересную, что ли. Самое главное, что Андрея Александровича уже почти 34 года нет с нами, но он до сих пор продолжает многих вдохновлять заниматься этим «веселеньким делом». «Веселенькое дело» — так нашу профессию называл Олег Павлович Табаков.  

— На ваш взгляд, если бы Миронов был сегодня жив, каким бы он был? 

— Вопрос очень сложный — это все из области гаданий и фантазий. Но я думаю, что он активно двинулся бы в режиссуру, конечно. Если так немножко фантазировать, я думаю, что он пережил бы некоторый актерский кризис, потому что наступавшие девяностые годы уже не требовали такой отточенной легкости и изящности, интеллигентности и ранимости — в те годы уже пользовались более грубыми красками. Как артист, он бы испытывал некий дискомфорт. Но тем не менее он бы руководил сегодня каким-нибудь театром — может быть, театром Сатиры.   

— Кстати, Ширвиндт на днях сказал в интервью: «Андрей бы сидел в кресле, в котором сейчас я сижу»... Можете назвать самую любимую вами роль Миронова?

— Так скажу. Я в 1987 году, закончив восьмой класс средней школы, остался в Москве на лето (июнь, начало июля). Я почему-то тогда решил пересмотреть все спектакли с Андреем Мироновым. И я посмотрел все — от «Женитьбы Фигаро» до «Трехгрошовой оперы», которая закрывала сезон театра Сатиры в Москве. 

— Потрясающе! «Трехгрошовая опера» — говорят, это было гениально!

— Но при этом самым мощным и незабываемым впечатлением для меня стало «Горе от ума». Я думаю, что, наверное, в последние годы этот спектакль и роль Чацкого для него созвучны тому времени. По мне, он уже и в «Фигаро» играл немного Чацкого. В смысле — отчужденного, отвергнутого и одинокого. Очень одинокого. Чужого. Вот Чацкого он играл просто потрясающе, это была действительно какая-то невероятная история. Я очень жалею, что это не снято на пленку. Вот это и есть моя любимая роль Андрея Миронова.    

— В 2015-м вы показали «Женитьбу Фигаро» в вашей постановке в Риге...

— Я вспоминаю те гастроли с большой нежностью и теплотой. Нас в Балтии вообще всегда хорошо принимают. Все было хорошо, но, возможно, я чувствовал какое-то напряжение даже не у нас, а на пресс-конференции, у журналистов, принимающей стороны. Все-таки мы привезли «Женитьбу Фигаро» в город, в котором многие видели этот спектакль с Мироновым в 1987-м. Но в нашем спектакле заняты преимущественно молодые люди, которые даже не застали Миронова на сцене... 

В общем, хочется теперь только, чтобы поскорее открылись границы — и мы бы вновь приехали в Ригу.  

— Сейчас, в эпоху пандемии, в каком режиме работает театр, которым вы руководите?

— Работаем мы сейчас в театре Пушкина, не прерываясь — как и другие московские театры. Конечно, когда в зал допускались только 25% зрителей — это было вообще очень грустно. В Москве сейчас 50% рассадки, а в Петербурге — 75%, каждый город принимает собственное решение. 

Самое главное, что в этой ситуации мы не переставали работать и выпускать спектакли. За это сложное время выпустили уже четыре новых спектакля — «Ложные признания» по комедии Мариво, «Заповедник» Сергея Довлатова, «Обычный конец света» Жан-Люка Лагарса... И последняя по времени наша премьера — это новая пьеса Евгения Гришковца, которую он написал специально для нашего театра, называется «Между делом».    

— Как думаете, после пандемии театр как-то изменится? Вот наш Алвис Херманис даже написал «Манифест нового театра»... 

— Наверное, что-то изменится. Все же меняется в жизни, знания наши меняются. С другой стороны, мне кажется, что какие-то «онлайны» и нововведения не заменят живого общения зрителя с актерами. Артисты соскучились по дыханию зрительного зала, по этому взаимообмену энергиями. 

Я не очень люблю теоретизировать на эту тему — и вот даже сейчас чувствую себя неловко... Кто-то пишет манифесты, а для кого-то манифестами являются его деятельность и спектакли, и для этого не нужны лишние «выбросы» в прессу.