ЕВГЕНИЙ ПИСАРЕВ: «Я БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО КИРИЛЛУ СЕРЕБРЕННИКОВУ ВРУЧУ НАГРАДУ ИЗ РУК В РУКИ»

Вечером в понедельник, 25 декабря, в Театре им. Пушкина состоялось торжественное вручение памятного знака Камерного театра, которым в нынешнем году награждены художник Зиновий Марголин, актриса Алла Демидова и находящийся под домашним арестом режиссер Кирилл Серебренников. Как сообщал «Театрал», 25 декабря Басманный суд продлил домашний арест Софье Апфельбаум и это событие, конечно, не осталось без внимания художественного руководителя театра Евгения ПИСАРЕВА. За час до церемонии он ответил на несколько вопросов «Театрала».

– Евгений Александрович, сегодня 103-я годовщина со дня создания Камерного театра. С каким настроением вы отмечаете этот праздник?
– Весьма противоречивым. Решение суда в отношении Софьи Апфельбаум меня очень тревожит, мне ее невероятно жаль, поскольку она оказалась заложником обстоятельств. Я и в дело-то «Седьмой студии» не поверю. А тут человек, просто техническую функцию совершивший, содержится как опасный для общества преступник. То же и в отношении Кирилла Серебренникова, Алексея Малобродского и Юрия Итина. Эти люди находятся под замком, хотя у каждого из них есть театры…
Я не говорю уже о том, какую колоссальную рану нанесли эти аресты родственникам, детям, родителям, друзьям…
Даже если мне расскажут, что они причинили урон, я ни за что не поверю в это, но выброс информации происходит и переубедить потом людей будет попросту невозможно. Широкая общественность слышит, что людей обвиняют в хищении и дискредитация имени все равно происходит.

– Простой пример. Взять судьбу Бродского или Солженицына. Должно было вырасти новое поколение, которое перестало верить в то, что они враги народа.
– Конечно. И я очень надеялся, что хотя бы под новый год эта история с «Седьмой студией» как-то закончится. Четыре месяца назад, когда наш экспертный совет присуждал памятный знак Кириллу Серебренникову, я был уверен, что в декабре вручу ему эту награду из рук в руки. Но вот сколько времени уже прошло, а ничего не меняется и только сроки арестов растут.

– А как родилась идея вручать памятный знак?
– Как-то после столетия, когда мы сделали вечер-посвящение Камерному театру, в котором была вся труппа задействована и на который, так сложилось, пришла вся театральная Москва (у нас ни на одной премьере такого не было), оказалось, что память об Александре Таирове и Алисе Коонен существенно оживила историю нашего театра. Мы впервые за долгие годы поклонились им и обратили внимание на то, что это находит искренний отклик у москвичей.

Может быть даже не надо переименовывать наш театр в Театр Александра Таирова, как мы изначально того хотели. Главное, что благодаря таким вот акциям место обрастает историческим ореолом и такое ощущение, что Таиров и Коонен повернулись к нам лицом. Помните, еще некоторое время назад все бесконечно рассказывали истории о привидениях, о проклятом театре и т.д.? А сейчас словно забыли об этом. Думается, что причина проста: в годы недобросовестной работы и решения бытовых проблем люди сваливали свои неудачи на некий рок и некое проклятье.

– И все же переименовать театр было бы не лишним. Театров Пушкина очень много, а Театр Таирова или, скажем, Камерный театр имени Таирова был бы один…
– После столетия мне казалось, что именно так и произойдет: город (не только департамент культуры, но и мэрия) как-то отреагируют на это событие и, быть может, появится мемориальная доска, которой я очень долго занимался, переименуют театр, появится переулок Таирова, Фонд и т.п. Но имя великого режиссера по-прежнему никак не увековечено, хотя кругом есть множество первоклассных примеров: есть Центр Мейерхольда, Театр Станиславского и памятник Станиславскому, Театр Вахтангова – все что угодно! Целая вахтанговская империя уже есть, а Таирову как не везло при жизни (его личность всегда стояла особняком), так и не везет после смерти.

Имя Таирова всегда перечисляется в том же ряду, что и имена Станиславского, Немировича, Мейерхольда, Вахтангова, Михаила Чехова, однако в народной памяти Александра Яковлевича совершенно нет. И в какой-то момент я понял, что не могу бороться с ветряными мельницами, но должен делать то, что в моих силах. Мы поставили спектакль в память о Камерном театре, а следом вместе с художником Павлом Оринянским создали памятный знак. Его мы и вручаем теперь в день рождения театра выдающимся деятелям культуры, которые, на наш взгляд, так или иначе связаны с Камерным театром, ассоциируются с ним, держат некую связь. Это, конечно, ассоциативно только, поскольку Камерный театр возник из ничего и ушел в никуда. Он не оставил ни учеников, ни записей спектаклей, как у Мейерхольда или Станиславского.

Но все равно ничего не проходит бесследно. Есть люди, которые видели спектакли. Есть люди, которые общались с Алисой Коонен. Есть вещи в конце концов. Стол Таирова стоял в квартире у Высоцкого, и это тоже известный факт. Владимиру Семеновичу была важна эта связь. У меня в кабинете стоят часы из квартиры Таирова.

Вещи, люди, воспоминания… Пусть даже ассоциативно, сложным путем, но тем не менее эти люди должны быть связаны с Камерным театром.

– Кирилл Серебренников, надо полагать, ассоциируется с Таировым: сам себе планета.
– Именно так. Он, как и Таиров, который создавал свой театр, который строитель театра, который человек-режиссер, который известен во всем мире.

И, кстати, если говорить про пятерку режиссеров – Станиславский, Немирович, Мейерхольд, Вахтангов, Таиров, самым популярным на западе, самым космополитичным, скажем так, был именно Александр Яковлевич. И потом самый большой успех и в Америке, и в Германии, и во Франции имел именно Камерный театр. И все друзья, и всего знакомые Таирова (Кокто, Брехт, Пристли) – это всё люди, из рук которых он получал новые пьесы.

Его часто звали за рубеж, предлагали работу, но он не уехал, не пожелал расставаться со своей страной, хотя кругом творился полнейший хаос. Камерный театр возник в 1914 году в канун Первой мировой войны, и дальше вплоть до 1949 года он существовал почти как на вулкане – вопреки революциям и невзгодам. Вопреки всему.

– И, кстати, Таиров, как и Серебренников, не звал на баррикады, а пытался путем искусства вернуть людей с баррикад в жизнь.
– Когда Таиров ставил «Федру», то ставил ее не просто как частную историю, а именно как катастрофу мира. Мне кажется, что Кирилл Серебренников (и сегодня это уже стало понятно даже тем, кто его признавать не хотел) находится в ряду выдающихся режиссеров. Их можно принимать, можно не принимать, но то что вслед за Станиславским, Мейерхольдом, Вахтанговым, Таировым, Ефремовым, Эфросом, Товстоноговым, Васильевым стоит Серебренников – в этом сомневаться не приходится. И, к сожалению, последние события даже еще больше подтолкнули к этому пониманию.