Дуэт в эпистолярном жанре
Эта история для российского зрителя – не новость. Пьесу американца Альберта Гурнея “Любовные письма” в переводе Сергея Волынца на наших сценах играют часто, ведь в ней есть явные возможности для актерских бенефисов. Причем как мужских, так и женских. В московском Театре имени Пушкина бенефис получился дуэтным. Семейным, если говорить о жизни. Ансамблевым, если иметь в виду театр. В ролях Мелиссы и Энди – Вера Алентова и Владимир Меньшов, а роль режиссера исполнила их дочь Юлия Меньшова.
Они отнюдь не играют самих себя. И все-таки, наверное, собственные жизненные коллизии не могут не наложить отпечаток на их сегодняшнее сценическое существование. Это, может быть, неуловимо и не всегда считывается зрителем. Зато дает какую-то внутреннюю “подсветку” героям, заставляя их говорить с неповторимым личностным акцентом. И, может быть, самая главная режиссерская заслуга Юлии Меньшовой в том, что она подхватила идею своей матери и добилась ее воплощения на сцене Пушкинского театра. Кстати, несколько лет назад актерский дуэт Алентовой и Меньшова уже появлялся на этой сцене – в спектакле “Пизанская башня”. Так что для них нынешняя история дебютом не стала, в отличие от их дочери, которая на театральную режиссуру отважилась впервые.
Впрочем, подобные произведения, наверное, и не требуют изощренности формы и каких-либо режиссерских новаций и откровений. Ведь, как уже было сказано, все имеющиеся откровения – внутреннего свойства. Хотя очень давно довелось видеть спектакль по этой пьесе, где актеры просто сидели за столом и перечитывали письма. И этого было явно мало. Меньшова вместе с художником Тимофеем Рябушинским формой все-таки озаботились. Отнюдь не декоративной (за редкими исключениями), но такой, какая работала бы на то, что называют “сквозной линией” постановки.
На авансцене – огромный портал-антресоли. С жизненным скарбом, скопившимся за долгие годы: куклы, машинки, кубки, наряды, велосипеды и пр. Но, присмотревшись повнимательнее, еще до начала спектакля поймешь: все четко и безжалостно разделено на две половины. Слева – мужская, справа – женская. А задник в виде огромной белой стены во время действия даст трещину, которая будет увеличиваться в размерах и словно бы “разводить” героев, лишь только они сойдутся чуть поближе. А вот за задником – пусть красиво подсвеченная, но все же пустота, жизненное закулисье, где все кончается. Два стула для актеров, с которыми ведется отдельная пластическая игра. Немного музыки Александра Гусева и звучащих примет времени (музыкальный стилист Ричардас Норвила). Всего этого более чем достаточно.
Они, Мелисса и Энди, познакомились в детстве и всю жизнь прошли рядом друг с другом, но, увы, по параллельным дорогам. Параллели, как известно, не пересекаются. Здесь несколько раз случается обратное, но законы жизненной геометрии все расставляют по своим местам. Они учились, делали карьеру, заводили семьи и детей, добивались успеха и опускались на самое дно. Но, кажется, подлинной стоит назвать другую жизнь – ту, что запечатлелась в письмах с их вопросами, признаниями, обидами, разочарованиями и примирениями.
И в спектакле Юлии Меньшовой эти параллельные реальности словно бы меняются местами. Эпистолярный роман становится подлинностью, реальные биографии – фоном. Вера Алентова и Владимир Меньшов не играют возраст. Достаточно деталей: надеть какую-нибудь шляпку или обновить пиджак (костюмы Виктории Севрюковой) и чуть-чуть изменить интонацию. Здесь не нужен грим и пластические обозначения прошедших лет, ведь стареют и изнашиваются не лица и тела, но души. Актеры словно бы идут по тонкому канату, натянутому режиссером. Шаг вправо – можно сорваться в истерическое “переживание”. Шаг влево – в комедиантсткий рассказ с показом. Они же никуда не срываются, но балансируют на этой грани, как заправские канатоходцы, как-то умудряясь соединять исповедальность и игровую дистанцию со своими героями. Эта своеобразная пульсация актерских приемов и манер здесь абсолютно оправданна, ведь и сама жизнь персонажей не раз давала интонационные сбои.
Впрочем, отдельные “декоративные” приемы режиссера иногда немного мешают. Все эти падающие с колосников бумажные листочки летали уже в стольких спектаклях, что стали общим местом. И пластические импровизации со стульями порой были уж слишком частыми. Но, с другой стороны, эта американская история в письмах благодаря Вере Алентовой и Владимиру Меньшову вдруг становилась узнаваемой и родной. Словно бы отдельные листочки оставались белыми, а писать на них полагалось уже зрителям. Каждому – свое…
