АНДРЕЙ ЗАВОДЮК: «МОЛЧАНИЕ ПОРОЙ ГРОМЧЕ СЛОВ»

Дюбуа в «Ложных признаниях», Джордж Хэй в «Этой прекрасной жизни», Оргон в «Тартюфе», Роман в «Обещании на рассвете» – все это роли заслуженного артиста России Андрея Заводюка в Театре им. Пушкина. В этом году он в третий раз будет вести церемонию вручения премии «Звезда Театрала». Но нашу встречу с ним мы начали с разговора о премьере спектакля «Последний аттракцион», который Андрей поставил на сцене родного театра.

– Андрей, впервые к «Последнему аттракциону» вы обратились в белорусском Театре им. Янки Купалы год назад. Почему сейчас решили снова поставить эту пьесу, но уже на сцене Театра им. Пушкина?

– Спектакль в Минске был первым моим режиссерским опытом. Премьера состоялась в декабре прошлого года – спектакль получился, идет с успехом, но, честно говоря, я в эту воду больше заходить не собирался. Но наш замечательный худрук Евгений Писарев предложил мне поставить эту же пьесу в Филиале Театра им. Пушкина. Мне кажется, он пошел на большой риск, доверив мне эту постановку. В Минске я все же работал как приглашенный режиссер, а ставить спектакль здесь, в своем коллективе, со своими коллегами – это совершенно другой уровень ответственности. Но Евгений Александрович сказал: «Ты не волнуйся, работай, если что – я рядом». Мы работали с весны по сегодняшний день с большим азартом. Я приглашал Евгения Александровича, он приходил, смотрел, делал замечания, давал рекомендации, но никогда по-режиссерски не брал все в свои руки. И я безумно благодарен ему за такое доверие.

– Вы думали, как ваш спектакль оценят коллеги?

– Нет. Мне просто очень хотелось рассказать эту историю. Сегодня все настолько радикально настроены, стоя по разные стороны баррикад, что за бывают, насколько коротка жизнь. Мы уходим и не успеваем долюбить, допростить, досказать главные слова своим близким. Не договариваем самим себе, где были правы, а где – нет; где были благородны, а где – низки; где были великодушны, а где – скупы. Театр сейчас так увлекается формой, что забывает о человеке, который, наверное, и есть главный аттракцион на этой планете.Спектакль «Последний аттракцион» в постановке Андрея Заводюка. Фото – Геворг Арутюнян.

– Чем для вас, артиста Андрея Заводюка, стал этот режиссерский опыт?

– Было интересно войти в эту воду, но я не задумываюсь о профессии режиссера. Я артист и хочу играть. Работа над «Последним аттракционом» дала мне возможность увидеть свою профессию со стороны. Будто тебе показали кино про тебя. Это был интересный опыт, который позволил мне сделать много выводов, иногда не очень хороших…

– У театров, где вы работали, широкая география – Кемерово, Грозный, снова Кемерово и только потом в Москву. Вам свойственно принимать решения быстро?

– Да, но сейчас уже не так быстро, все-таки задумываюсь, прежде чем сделать какой-то шаг. А в молодости я был очень импульсивным товарищем и круто менял свою жизнь.

– Жалеете о чем-то?

– Ни о чем. Я бы заново прожил такую жизнь и ничего не стал бы менять. У меня были и счастливые дни, и не очень. Было много потерь – человеческих в первую очередь. Потерь гораздо больше, чем приобретений. Но я за все благодарен судьбе. Иначе меня такого сейчас бы не было.

– В Кемерове вы прослужили 10 лет, сыграли много ролей. Почему решили переехать в Москву?

– Я понимал, что все идет вхолостую, ничего нового не происходит и не произойдет. В какой-то момент мне стало невыносимо скучно, хотелось развиваться в профессии.

– Почему решили поехать именно в Москву?

– За год до моего ухода из театра в Кемерове я поступил в ГИТИС на заочный актерский факультет и, приезжая на сессию два раза в год, посмотрел столько спектаклей, сколько не увидел бы никогда в жизни. Конечно, у меня температура поднялась, и я понял, что мне нужно сюда. Первый год я работал ведущим в ночных клубах, чтобы выжить. Параллельно, как и все артисты, ходил и показывался во все театры. Меня никуда не брали. Но я не падал духом, продолжал смотреть спектакли, с азартом изучал театральную жизнь Москвы.

– Вы в Москву приехали один или с семьей?

– К тому моменту с женой мы разошлись, и я приехал в Москву один. Через год ко мне приехал сын. С ним мы уже 25 лет в Москве. Он окончил здесь школу и университет, работает, у него своя семья.
Фотограф – Яна Овчинникова, стилист – Айна Каримова, макияж и волосы – Алина Столпова (сеть салонов красоты SACO). Рубашка – LC Waikiki, украшения – собственность стилиста.

– Когда вы приезжали в Москву на сессию и смотрели спектакли, составили для себя топ театров, в которые хотели бы попасть?

– Я понимал, что во МХАТ не попаду, в «Сатирикон» не попаду, в «Современник» не попаду, в «Маяковку» не попаду... Однажды шел по Тверскому бульвару, увидел Театр Пушкина, о котором тогда еще ничего не знал, и подумал: «Я хочу работать здесь».

– В Театр Пушкина вас пригласил Юрий Еремин?

– Да, это было абсолютно случайно. Моя приятельница узнала о показе, мы с ней подготовились, пришли, показались. Меня взяли, а ее нет.

– И она на вас обиделась...

– Очень! До сих пор не общаемся.

– Вы работали с очень разными режиссерами: Деклан Доннеллан, Евгений Писарев, Кирилл Серебренников, Владимир Агеев... С вашим другом Владимиром Панковым тоже много спектаклей сделали. Работу с каким режиссером можете назвать наиболее ценным опытом?

– Наверное, с Владимиром Панковым и Владимиром Агеевым. Эти два полярно разных режиссера дали мне очень много. Мой «московский период» как раз начался с работы в Театре Пушкина и знакомства с Владимиром Агеевым. Это замечательный, на мой взгляд, талантливейший режиссер, которого, к сожалению, уже нет с нами. Я прошел у него огромную школу. Параллельно развивалась наша дружба с Володей Панковым – и человеческая, и творческая. Это абсолютно разные режиссеры. Агеев ставил сложнейшую философскую, я бы даже сказал, метафизическую драматургию. Это и Клодель, и Кортасар, и другие. У Володи Панкова абсолютно иной театр – яркий, громкий, музыкальный, очень эмоциональный и выразительный.

– Когда начали сотрудничать с Агеевым и Панковым, вы еще учились в ГИТИСе?

– Учился. И когда театром стал руководить Роман Ефимович Козак, я пришел к нему отпрашиваться с репетиций спектакля «Саранча», потому что мне надо было философию сдать. Он говорит: «Какую философию? Где ты учишься?» Я отвечаю: «В ГИТИСе» – «На режиссерском?» – «Нет, на актерском». «А что, у тебя нет образования?» – спросил Козак. Я говорю: «Нет...». Он очень долго смеялся и говорит: «Ну надо же, главную роль у меня репетирует и ходит еще профессию получает!»
Спектакль «Дом, который построил Свифт» в постановке Евгения Писарева. Роль – Джонатан Свифт. Фото – Юрий Богомаз.

– Своей самой сложной ролью вы называете работу в спектакле не Панкова или Агеева, а Писарева. Это «Дом, который построил Свифт». В чем была сложность?

– Горин в самом финале написал короткую сцену, где Свифт начинает говорить. Для меня было сложно после двух с половиной часов молчания сказать достаточно простые слова так, чтобы они прозвучали неким эпилогом. Мы с Евгением Александровичем очень много вариантов финала перебрали, и практически каждый спектакль я пробовал что-то новое. Но самый точный финал получился, когда мы играли последний спектакль.

– Перед нашим интервью я фрагментами пересмотрела этот спектакль и поймала себя на мысли, что сейчас он звучал бы абсолютно иначе. Многие из нас сейчас Свифты, которые вынуждены молчать, не находите?

– Конечно. В спектакле звучит такая фраза: «Ему не надо говорить, он молча проповедует». Вот и все. Молчание порой громче слов. Оно бьет наотмашь, сильнее, чем самые хлесткие слова.

– Почему после школы пошли в Политех, если вас с детства привлекал театр?

– Потому что мама очень этого хотела, мне было жалко ее огорчать. Она считала, что человек, закончивший политехнический институт, точно найдет свое место в жизни. У него будет 130 рублей зарплаты, квартира от предприятия. Такой человек точно сможет обеспечить семью.

– Направление строительства дорог выбрали по известному принципу, что в России всегда две беды?

– Я понимал, что мне точно не надо идти строить дома, потому что с таким проектировщиком, как я, они просто развалятся. Тем более у меня по черчению была двойка, а там все чертили на этих огромных досках с рейсшинами и прочими приспособлениями. Меня и мое направление дико раздражало, но я терпел. А потом в одну секунду не выдержал – проснулся и сказал, что больше я здесь учиться не буду.

– Сколько вы терпели учебу в Политехе?

– Два с половиной года. Ужас! Я учился с такими хвостами, со скандалами с преподавателями. Но поскольку активно занимался художественной самодеятельностью на факультете, меня терпели. В конце концов у меня хватило совести уйти, потому что никакого инженера из меня в жизни бы не получилось.

– В кемеровском театре, куда пришли после Политеха, вы работали монтировщиком, помрежем и только потом вышли на сцену как артист. Как так получилось?

– Мне нравилось быть в театре среди кулис, среди артистов, которых я немного побаивался, мне нравилось сидеть на репетициях, спрятавшись в уголочке. Мысленно прокручивал, как бы эти роли играл я. Наверное, кто-то увидел, что все монтировщики балду пинают в свободное от работы время, а худой очкастый мальчик сидит в уголочке и смотрит репетицию. Так меня пригласили стать помрежем. Потом был спектакль-сказка «Все мыши любят сыр», а артист, который играл Котаволшебника, запил. Я знал весь текст, поэтому на меня напялили костюм, приклеили усы и отправили на сцену.

– Какое впечатление осталось от первого спектакля?

– Помню, что было очень страшно, но здорово.

– Сейчас есть страх, когда выходите на сцену?

– Есть волнение в большей или меньшей степени. Потом оно превращается в азарт и огромное удовольствие.

– Есть роли, от которых вы сегодня точно откажетесь?

– Не думал об этом... Но я осторожно отношусь к Шекспиру и Островскому, да простят меня коллеги.

– «Красавца мужчины» вам пока достаточно?

– Да. Но может быть я состарюсь, и лет через десять захочу сыграть Короля Лира. Хотя Лир абсолютно не старый, он моложе меня нынешнего.

– Репертуар Филиала, где мы сейчас с вами разговариваем, пополнился спектаклем «Лес», в нем играют студенты Евгения Писарева. Вы видели эту постановку и часто ли в принципе смотрите студенческие спектакли?

– Я смотрел спектакли предыдущего курса Писарева – «Двенадцатую ночь» и «Машалаву». «Лес» еще не видел. Но знаю, как Евгений Александрович умеет подбирать студентов! У него один курс краше другого. Они все друг на друга не похожи, безумно талантливые ребята. Говоря о студенческих спектаклях, я до сих пор помню, как меня впечатлили «Братья Карамазовы» выпускников Романа Козака, где играли Саша Урсуляк, Ира Петрова, Леша Воропанов, Сергей Лазарев. Это была потрясающая работа!
Фотограф – Яна Овчинникова, стилист – Айна Каримова, макияж и волосы – Алина Столпова (сеть салонов красоты SACO). Поло, брюки и пиджак – AREVENI.

– Почему артисты, которые уже состоялись в профессии, любят ходить на студенческие спектакли?

– Потому что перед тобой совсем другие индивидуальности. Это еще не «закоренелые» артисты, обросшие штампами. Ты видишь людей, которые только-только пробуют и пробуют по-своему – это безумно интересно.

– У вас сейчас свой курс в ГИТИСе. Пошли преподавать, желая поделиться опытом или просто попробовать себя в чем-то новом?

– И то, и другое. Проба пера, что называется, у меня произошла на курсе Владимира Панкова. Это большой очный курс, который мы вместе с ним набирали. Он был мастером, я – педагогом. Я прошел четыре года, почти каждый день встречаясь со студентами, осваивая профессию педагога. Сейчас у меня заочный актерский курс, мы встречаемся два месяца в году – зимой и весной, поэтому мне сложнее.

– Что самое главное, чему вы хотите научить своих студентов?

– Прежде всего – много читать. Уметь мыслить на сцене, использовать свой жизненный опыт. Быть азартными и лёгкими. Не врать – ни в жизни, ни на сцене.

– Что, на ваш взгляд, может убить в артисте артиста?

– Медные трубы. Испытание успехом проходят не все. Как только артист начинает любить себя в искусстве, вот тут ему и крышка – все по Станиславскому. В актере должно быть больше сомнений, потому что они помогают двигаться вперед, развиваться.

– Чьему мнению о своей работе должен доверять артист?

– Артист должен доверять режиссеру, прислушиваться к его замечаниям, потому что режиссер в спектакле – Царь и Бог.

– В этом году вы в третий раз будете ведущим церемонии «Звезда Театрала» и снова вашей соведущей станет Аня Чиповская. Как вам работалось вместе тогда и ждете ли вы чего-то от грядущей церемонии?

– С Аней работать было круто! Мы не были знакомы до церемонии, но на репетициях сразу же поладили – прекрасно общались, шутили. У нас до сих пор замечательные отношения. Я думаю, что в этом году мы будем импровизировать и, конечно, постараем ся сделать все достойно.

– «Звезда Театрала» стала первой театральной премией, которую вы провели. Какие у вас остались впечатления? Есть мнение, что театральные премии – это устаревшая история.

– Это не правда. Человек должен получать награду за свой труд. Когда на сцену выходят твои друзья, коллеги, ты радуешься за них. Тем более, если видел их работу и понимаешь, что награда абсолютно заслужена. На «Звезде Театрала» все решают зрители, которые покупают билеты и приходят на спектакли. Наверное, можно сказать, что это народная премия. Мне кажется, для артистов и режиссеров это важно, ведь мы каждый вечер выходим на честный разговор со зрителями.

– На ваш взгляд, современные люди лучше чувствуют фальшь?

– Да, гораздо острее. Мы много ездим с гастролями по стране, и это ощущается везде. По реакции зала, по его дыханию, по обмену энергией. Человек за секунду может понять, на - сколько ты искренен. Поэтому сегодня выходить на сцену – это огромная ответственность.

– Как актеры понимают, насколько зритель вовлечен в спектакль?

– Это происходит на энергетическом уровне. Когда тебя слышат 700 человек, можете представить, какая энергия идет на сцену?Спектакль «Ложные признания» в постановке Евгения Писарева. Роль – Дюбуа. Фото – Яна Овчинникова.

– Вы поклонник больше европейской драматургии?

– Я люблю классическую и современную европейскую драматургию. Еще люблю Чехова, Горького, очень люблю Володина. С большим интересом слежу за новыми именами и в драматургии, и в режиссуре. Не буду раскрывать всех планов, но, честно говоря, хотелось бы поработать с молодыми режиссерами. Тем более, в Театре Пушкина в этом сезоне про - ходит лаборатория с интересным названием «Угол зрения» – надеюсь, что у меня будет возможность принять участие в одном из эскизов.