Top.Mail.Ru
Вера Алентова в программе "Дифирамб" на радио "Эхо Москвы" | СМИ о Московском драматическом театре

К. Ларина

– Ну здесь нам пишут уже на SMS: «У вас сегодня замечательная актриса, я вам завидую», – пишет нам наш слушатель Дмитрий.

В. Алентова
– Спасибо.

К. Ларина
– Это чистая правда. Здесь в нашей студии Вера Валентиновна Алентова – здравствуйте, Вера Валентиновна, приветствую вас.

В. Алентова
– Здравствуйте, очень приятно.

К. Ларина
– Актриса театра имени Пушкина, актриса кино. Прекрасно вы знаете нашу замечательную гостью. Я благодарна, что Вера Валентиновна пришла к нам сегодня еще и потому, что у нее сегодня спектакль! И у нас даже есть зритель этого спектакля – вот Света Ростовцева, наш звукорежиссер, сегодня пойдет смотреть «Семейку Краузе».

В. Алентова
– Чудесно.

К. Ларина
– Так что вот. Ну давайте мы начнем с грядущей премьеры, наверное, с этого – это самое главное, поскольку я уже говорила, анонсируя нашу встречу, что юбилейные дни у артистки: конечно, главный подарок к юбилею актрисы какой может быть? Конечно, премьера. И Вера Валентиновна это сделала. Спектакль уже появился – спектакль, который называется «Апельсины & лимоны», так он называется, да?

В. Алентова
– Да.

К. Ларина
– Это спектакль про актрису. Давайте, что я буду рассказывать – может быть, вы расскажете, как вы на эту пьесу набрели? Это, конечно, бенефисная история ваша, и вы ее сами выбирали.

В. Алентова
– Ну не совсем так. Это, конечно, разумеется, театр был озабочен… Как всегда театр озабочен, что делать с актрисами нежного возраста, я называю так, когда, в общем, грядет юбилей и хочется чего-нибудь нового, потому что в принципе все отыграно, все достаточно хорошо известно, во всяком случае театралам. Это и «Деревья умирают стоя», конечно, и «Странная миссис Сэвидж». То есть обо всем об этом речь шла у нас с Евгением Александровичем Писаревым. Разумеется, поскольку пьесы написаны давно, о которых я говорила, то думали о том, чтобы как-то их адаптировать, может быть. И в принципе ну как-то да, наверное, у нас нет этой привычки заказывать для актрис пьесы.

К. Ларина
– Да и не у кого, наверное.

В. Алентова
– Нет, на Западе она есть все-таки.

К. Ларина
– Нет, я говорю, не у кого заказывать. Кому заказывать-то?

В. Алентова
– Ну почему? Сейчас очень есть интересные молодые драматурги.

К. Ларина
– То есть вы готовы рискнуть?

В. Алентова
– Я вообще очень рисковый человек, надо вам сказать. Поэтому нет, почему же? Я считаю, что да, можно было бы рискнуть. Другое дело, что я не знаю, насколько молодые драматурги в курсе всей моей жизни театральной, в курсе, что было бы интересно открыть, что еще зрители не видели. А всегда интересно, когда, скажем… Вот «Семейка Краузе», о которой вы говорите – это совершенно нечто новое для меня. И следующая премьера – «Апельсины & лимоны» – это тоже новое: говорят, что меня в таком варианте не видели. И это чрезвычайно приятно, это самое важное для актрисы, когда все-таки какой-то другой гранью ты поворачиваешься к зрителям, которые тебя не видели. В результате Евгений Александрович предложил мне пьесу «Сенная лихорадка», я почитал ее, подумала и как-то подумала, что это, конечно, новое, но она написана сто лет назад и тоже язык довольно сложный, поскольку английский язык весьма короткий, а наш российский длинный в принципе, и потому перевод был витиеватый, я бы сказала, он такой подробный. В результате я не знала, что они летом работали с Диной Дудиной и сделали другой перевод, абсолютно современный.

К. Ларина
– То есть не хватало какого-то изящество, наверное, да?

В. Алентова
– Там все дело в том, что там английский юмор все-таки от нашего отличается, и пьеса изначально написана так, что там, скажем, нарушение этикета, которое вызывает в зрительном зале английском невероятный хохот, для нас это, в общем, тьфу: подумаешь, сказал не то слово, мы ко всякому привыкли, понимаете; или не поклонился так, как правильно, что для английской публики понятно и что, в общем, вызывает… И это было, в общем, как сказать, основным поиском, как найти эквивалент, поскольку это в общем-то сатирическая комедия, написанная автором. И вот с этим новым переводом как-то и Евгений Александрович говорил, что он долго приноравливался, потому что не знал, как ее открыть, что найти в ней интересного для нашего зрителя, именно найти эквивалент того, чтобы это было понятно, смешно или как. И, в общем, подумали, что интересно над этим поработать, интересно найти, что будет интересно. Нашли. Потому что, скажем, если говорить о нашей эстраде в дурном варианте, то героиня – это вот она: может послать, вести себя непристойно практически, но не замечая этого. Она такова, по природе такова. Но поскольку я с огромным пиететом отношусь к нашей профессии, а там театральная актриса, то для меня это было диковато. И я все время думала, я всегда считала, что лучше этой профессии нет на свете, и поэтому каким-то образом, как ее препарировать? Если бы это была звезда эстрады, мне было бы понятно, причем в современном варианте и дурном, потому что есть замечательная эстрада. Вот мне было бы это понятно. Поскольку это была актриса театральная, то я не очень понимала, за что ухватиться и как это все сделать. Вообще кухня актерская – это необычайно интересно, ей нельзя поделиться, она у каждого своя, ее довольно трудно понять: можно только увидеть, принять или не принять, что, собственно говоря, и происходит, когда приходит зритель. И, более того, они по-разному это воспринимают. Евгений Александрович в каком-то из своих интервью написал, что это скорее трагикомедия у нас получилась, потому что возраст и ненужность актрисы в этом возрасте – это тема болезненная и понятная в принципе каждому человеку, потому что возраст настигает всех, когда-то человек с любой профессией вынужден проститься, даже если он этого не хочет. И там есть какие-то такие подводные, подспудные вещи, которые даже не нужно обнаруживать: они работают сами по себе и создают еще некий фон совершенно новый для нас, вот эту вот трагикомедию. Потому что чистой комедии не получается просто в той связи, что и знает меня хорошо публика, и собственно… Вы знаете, интересная история, что публика не согласна с тем, что их актеры, которых они полюбили, стареют. Они с этим не согласны. Они в это отказываются верить. И это замечательное совершенно качество…

К. Ларина
– Очень недовольны.

В. Алентова

– Да. Оно замечательное качество, но куда же деваться? К сожалению, жизнь идет вперед и мы не молодеем, хотя были бы счастливы помолодеть, но увы. И таким образом невольное вот это попадание в струю того, что актриса Вера Алентова, которую мы знали, которую мы видели в разных вариантах, теперь мы посмотрим и в таком варианте, и это вызывает совершенно разные какие-то там мысли в голове. Кто-то из зрителей там – у нас уже прошли какие-то первые показы, это очень важно для нас… И кстати, я об этом хотела сказать, потому что когда говорят, что «дорого яичко христову дню», то в общем спектакль должен быть готов к премьере. И он готов, но не в том варианте, о котором говорили наши учителя Станиславский и Немирович-Данченко, которые приглашали критиков, скажем, и важных для них людей на 20-й спектакль. Но время бежит вперед, и бог с ним с 20-м, хотя бы на 5-й. Но все приходят, скажем, критики на предпоказ.

К. Ларина
– И обижаются, если не зовут.

В. Алентова
– Обижаются, что не зовут, не очень понимают, почему не зовут. Спектакль готов, это не то что там какие-то проблемы, там, не пошел занавес, не опустилась гора или актер забыл всю сцену – нет, конечно, он готов. Но опять же говорю, не в том отточенном виде, в котором бы мы хотели, чтобы нам увидели дорогие нам люди и критики в том числе.

К. Ларина
– А я хочу сказать вам, Вера Валентиновна – простите, что перебила – потому что я очень сопереживаю за каждую премьеру театра Пушкина, это театр для меня очень дорогой, и я всегда желаю внутренне каждый раз ему успеха. И сейчас я вижу первые отклики и в том числе театральных критиков, которые проникли-таки на первые показы. И я вижу, в каком восторге люди пишут о спектакле в Фейсбуках, в социальных сетях. И мне это очень радостно, как будто я тоже имею к этому отношение. Потому что я понимаю, что Евгений Александрович, про которого вы говорите (люди еще не очень понимают, кто это) – это Евгений Александрович Писарев, наш главный режиссер театра имени Пушкина. У него – я думаю, актриса со мной согласится – безупречное чувство вкуса, безупречное. В любом жанре он умеет сделать так, что этот жанр никогда не будет вызывать вот те чувства, которые возникают у Веры Валентиновны, когда она говорит об эстраде в дурном смысле этого слова. Поэтому любую комедию он сделает чуть-чуть больше, чем комедию – всегда. Я уверена, что и этот спектакль тоже очень изящный. Я уже видела, кстати, фотографии сценического оформления – что-то невероятное, какие-то барашки. Это Марголин там все делал?

В. Алентова
– Да, Марголин.

К. Ларина
– Так что уже можно поздравить.

В. Алентова
– Да. Так вот возвращаясь к нашим баранам, когда я говорю о том, что не в том самом виде (к нашим, да, барашкам, которые там ходят), значит, дыхание зрительного зала и их высказывания – не важно, в Фейсбуке или это были твои папы-мамы, что тоже важно; но папы-мамы – добрые зрители, а зрители, которые пришли по билетам – это несколько иные зрители. И нам очень важно это, потому что спектакль состаивается в результате и этих разговоров. Это не значит, что вот так сказали и я быстренько все переменила и по-другому теперь играю, нет. Но дыхание зала тоже формирует спектакль. Когда я говорю о том, чтобы вот в том конечном варианте, в котором мы были бы рады принять публику нам дорогую и критиков в том числе, я имею в виду, когда учтено дыхание зала со всеми их противоречивыми, может быть, мнениями.

К. Ларина
– То есть зал имеет право корректировать спектакль.

В. Алентова
– Не то что он имеет право – он корректирует обязательно. Потому что ты все равно проверяешь. Ты когда перестаешь проверять, тогда ты пускаешься в свободное плавание. И тогда ты можешь… Чем замечателен театр? Тем, что никакой следующий спектакль не похож на предыдущий. Но когда ты в свободном абсолютно плавании, то да, тогда ты можешь эту реакцию, которую ты предчувствуешь, ты ее знаешь… В зале ведь собираются разные люди: иногда бывает так, что собираются ну абсолютные там физики, которых рассмешить довольно трудно, даже когда знаешь… Актеры всегда знают: эта реплика убойная, это точно. И вкатился спектакль: реплика звучит – тишина в зале. Ага, значит, мы должны действовать как-то по-другому, несколько иначе, понять, что за публика. Это удивительная история. Публика – она тоже, помимо того, что мы дирижируем их эмоциями, но и они направляют тоже, какая эмоция, насколько глубокая и насколько серьезная. Если говорить о ремесле, если называть это все-таки ремеслом, то, разумеется, мы, заканчивая все наши ВУЗы, им владеем. А вот когда ты говоришь о каком-то мастерстве и о том счастье, когда ты летишь свободно, то для этого, конечно, нужно время. Так вот какая-то дама сказала, что: «Надо же, Алентова не постеснялась сказать, что она старая, что она стареет». А есть такие слова у моей героини, и они естественны. И вот эта… как сказать… невозможность старости у нашей эстрады, в данном случае у этой звезды – она не должна быть старой, она всегда должна быть молодой. Это-то и смешно, поскольку она стремится быть молодой и не хочет соглашаться, что она старая, и даже поверить в это не может. В этом, собственно, и заключается комедийный момент, потому что остальные люди, которые работают на нормальных работах, несмотря на то, что реже смотрятся в зеркало, но как-то легче соглашаются с тем, что, к сожалению величайшему, время идет вперед, ничего с этим не сделаешь. Актер же, эстрадные актеры смотрятся в зеркало чаще, но соглашаться с тем, что время иногда наносит нечто непоправимое в их черты, не хотят соглашаться.

К. Ларина
– Ну что же, еще раз повторю, что спектакль называется «Апельсины & Лимоны». Только-только начинает свою жизнь эта работа на сцене театра Пушкина, так что, что называется, следите за афишами. А то, что касается театра – я теперь хотела немножко об этом поговорить, о театре Пушкина самого. Поскольку не секрет, что вы здесь работаете огромную, фактически всю свою творческую жизнь…

В. Алентова
– Ой, обычно называют цифры, от которых я как всякая актриса…

К. Ларина
– Я вас умоляю. Ну сколько было главных режиссеров? Вы пришли в театр Пушкина, когда был Борис Равенских.

В. Алентова
– Я его застала, да.

К. Ларина
– Вот скажите, вот эти все театры Пушкина, которые вы пережили – это разные театры?

В. Алентова
- Они разные. Но мне так повезло, что мне во всех разных театрах доставались очень хорошие роли. А актер все-таки растет на ролях, на материале. Конечно, были материалы не самые удачные, и тогда это было крайне трудно, но это тоже… Как сказать… Поскольку я преподаю, то все-таки когда говорят, что «нет маленьких ролей – есть маленькие актеры», как говорили все наши учителя-основатели, то и плохие роли научают тебя высекать какую-то искру из этого, искать, поскольку ты уже права-то не имеешь: собственно говоря, плохую роль все равно нужно хоть какую-то, найти в ней хоть какую-то изюминку. И это очень тебя мобилизует и очень многому научает. И поэтому у меня нет жалоб на то, что, скажем… Да, бывали и не очень удачные времена, и даже бывали времена, когда я сидела без дела какое-то время, но и это время было полезным, потому что тогда я искала применение, я попыталась сделать, скажем, программу стихотворную. Мне не понравилось, как я ее сделала, и я со стихами завязала на многие годы и напрасно, как потом выяснилось, поскольку теперь я читаю, даже послушала себя и вроде ничего. Но тогда это тоже были поиски, потому что если не сделать в принципе (нас так учили) шаг вперед, ты делаешь шаг назад, ты не стоишь на месте, ты делаешь шаг назад. Время летит неумолимо вперед, меняется. Меняется зрительный зал, он становится моложе и мобильнее, гораздо быстрее соображает. И нельзя стоять на месте, нужно также быстро двигаться вперед. И это замечательно, я вам должна сказать. Поэтому у меня нет абсолютно такого ощущения, что вот, да, что-то там прошло напрасно. Нет, ничего, я бы все повторила заново, что бы со мной ни произошло.

К. Ларина
– Ну а были же среди тех режиссеров, кто работал в театре Пушкина, которые вас, может быть, не то что не видели, а воспринимали вас не так, как вам хотелось? И вот что в такой ситуации делать? Все-таки это человек, который определяет судьбу актера в театре.

В. Алентова
– Вы знаете, ничего не сделаешь. Как ни странно, ты не сделаешь ничего.

К. Ларина
– Нет, я не такая, мне нужно вот это!

В. Алентова
– К сожалению, ничего не сделаешь, потому что… Ну может быть, потому что я фаталист по природе и считаю, что то, что положено тебе, ты обязательно это получишь, вне зависимости от того, будешь ты кричать, такая ты или не такая, а это, в общем… Никогда ничего не прошу в принципе и считаю, что это верно, потому что то, что твое, все равно к тебе придет. А это – я прошу, а мне не дали – и как же я себя тогда чувствую? Я предпочитаю этого никогда не делать и никогда не делала, даже будучи молодой актрисой. Однажды подала заявку о том, что я бы хотела – заявку на роль – когда мне не дали роль, а я подумала, что я могла бы ее сыграть хорошо. Это был единственный случай в моей жизни, когда я сказала, что я хочу вместе с другой актрисой тоже эту роль попробовать сыграть. Актриса на меня, конечно, очень обиделась, а премьеру выпустила я, поэтому получилось действительно в общем, может быть, и не очень хорошо по отношению к этой актрисе. Но это было единственный раз. Никогда ничего не просила и считаю, что это бессмысленно в принципе, ничего не сделаешь. Если человек тебя так воспринимает, то только как-то должен случай… У меня был даже такой случай, когда – я не буду называть фамилию – режиссер, уже уйдя из нашего театра, сказал: «Господи, вы совсем не такая, как я о вас думаю, как мне о вас говорили». Потому что часто думают, что если популярный человек, «звездный», как говорят у нас, то у него обязательно есть вот эти гнусные звездные привычки. А я вот, скажем, сталкиваясь даже с тем же, скажем, Жераром Депардье. Да какой? – да абсолютно простой трудяга. Папанов – простой и трудяга. И Баталов – простой и трудяга. Они звезды, но они звезды, которые много работают, у них нет времени на выпендреж, я бы так сказала. В принципе, звездами, наверное, так просто не становятся, понимаете. И это ложное ощущение, что если он звезда, то он… Мне даже кажется, что если он выпендривается, то он не звезда, если честно. Поэтому бывали и такие случаи.

К. Ларина
– А когда вы пришли в театр, тут кто были звезды в этом театре Пушкина, когда вы пришли молодой актрисой?

В. Алентова
– Когда я пришла, это было… Поскольку в основном звездность дает кино, то у нас не было в то время звезд кино в театре. Поэтому… У нас была актриса Иванова, которая снялась в «Идиоте» вместе с Юлией Борисовой и все. Это была очень красивая женщина, и я потом с ней играла спектакль «Невольницы». Она очень красивая женщина была. Но как ни странно, если это была не главная роль, а какая-то проходная, то… Во всяком случае она не была звездой, понимаете.

К. Ларина
– Старожилы были звезды театры.

В. Алентова
– Это была любимая актриса Бориса Ивановича Равенских – Тамара Ивановна Лякина, которая и по сей пор, дай ей бог здоровья, жива и здорова. И она играла основной репертуар в театре, очень много играла. Она была театральная звезда театра Пушкина.

К. Ларина

– Ну и как вас встретили там, когда пришла молодая артистка после института?

В. Алентова

– Как меня встретили? Мне казалось, что хорошо. У меня какое-то есть такое качество… У меня мама актриса была, и она меня научила: «Вот если что-то ты слышишь там о ком-то плохое, пусть на тебе это и останется, не передавай дальше и вообще будь выше, это всегда дает возможность взлететь». Потому что если ты погружаешься в то, что кто сказал, кто что там о тебе подумал, это как-то принижает очень. Она, актриса, проработавшая всю жизнь – я не знаю, откуда у нее это. Может быть, потому что у нас 4 поколения вниз именно с ее стороны священнослужители были, может быть, поэтому у нее какое-то было другое восприятие. Тем более театр ведь всегда славится сплетнями, тем более периферийный театр, и какими-то несправедливостями. И вот она меня как-то так научила, чтобы я на это не обращала внимания. И я не обращала, и мне казалось, что хорошо. А потом… Вот я сейчас читаю какие-то умные книги, и там пишут, что во что человек верит, что ему кажется, то ему и встречается. И на самом деле так и получилось, что в принципе мне встречались в основном хорошие люди. И поэтому как-то я, надо сказать, легко прожила все это время пребывания, и начало свое тоже.

К. Ларина

– Поскольку мы начали с того, что Вера Валентиновна Алентова, наша сегодняшняя гостья, сказала, что достаточно ограничен репертуар для актрис нежного возраста – там несколько названий можно в качестве примера предложить. А вот, дорогие друзья, наше традиционное задание, когда у нас в гостях бывают такие большие артисты: просим предложить роль нашим гостям. Так вот, здесь, в этой студии народная артистка России Вера Алентова ждет от вас творческих предложений. Вот в какой роли сегодня вы бы хотели увидеть эту замечательную актрису? Не ограничиваем вам репертуар – это может быть и драма, и комедия, и сегодняшняя, и вчерашняя, и классика; это может быть историческая личность, персонаж, все что угодно. Пожалуйста, SMS +79859704545, а мы пока продолжим наше погружение в воспоминания. Вспомнили мы как раз про первые годы работы в театре Пушкина и сейчас, пока шли новости и реклама, вспомнили, что в ту пору, кстати, Алексей Локтев точно был звездой.

В. Алентова
– Да, вот Алексей Локтев, конечно, был очень популярным актером. И очень любимым, и тоже был ведущим актером театра Пушкина. Но я как-то сосредоточилась на женщинах, поэтому мне как-то мужской вариант Леши Локтева, царство ему небесное, вылетел. И надо вам сказать, когда вы спрашиваете, как меня приняли, все равно ведь судишь по работе, а в первый же год я выпустила совершенно изумительную премьеру «Шоколадный солдатик», который мы сыграли 300 раз. И я сыграла главную роль (Райну) и успела поработать с таким совершенно необычным режиссером, как Борис Иванович Равенских. Он, как сказать, по сути своей, может быть, не так мне близок как режиссер, он такой народный режиссер, с таким огромным размахом, и мне казалось, что они никак с Бернардом Шоу… Как это? Но он оказался совершенно изумительным человеком: и знакомство с ним, и работа с ним очень многое мне дали в восприятии мира, если хотите. Потому что он человек был очень сердечный, в смысле не умствующий, а эмоциональный. И когда, скажем, он разбирал сцену, говорил «делаем вот так», и я говорила «Борис Иванович, это невозможно, потому что в следующей сцене, на следующей странице это опровергает то, что вы мне предлагаете». Он говорил: «Ты делай так; когда дойдем до следующей страницы, посмотрим». Значит, мы делаем так, актеры, он доходит до следующей страницы и говорит: «Да, действительно… Так, вычеркиваем». И мы вычеркивали, хотя, казалось бы, у Бернарда Шоу, когда все завязано, одно должно вытекать из другого, тем не менее получился совершенно замечательный и любимый зрителями спектакль, который мы играли 300 раз и играли бы еще дальше, если бы там какие-то у нас оказались с Болгарией в то время какие-то терки, поэтому спектакль пришлось снять. Любимый, он был поставлен с любовью; это был единственный спектакль, в котором я работала с Борисом Ивановичем, у меня остались очень теплые воспоминания. И что же я могу сказать, как меня приняли, когда в первый же год я сыграла Райну в «Шоколадном солдатике», а во второй год это был спектакль «Зыковы», и я встретилась с Петром Павловичем Васильевым, который занимался Горьким и ставил всегда Горького, и это был замечательный совершенно человек и замечательный режиссер. И у меня получилась с ним интереснейшая история, потому что, значит, Павла написана Горьким очень неоднозначно: она может быть и отрицательной, и положительной героиней. Это зависит от того, как мы решим. В принципе, актер с режиссером сливаются в какую-то такую любовную пару, которая должна выработать нечто общее – в этом смысле любовную. Когда ты идешь в общем по одной тропиночке. И вот, как мне казалось, с Петром Павловичем мы шли, шли по одной тропиночке, она у меня как-то проросла, эта Павла. И потом, когда… Раньше работали долго – теперь за 2 месяца выпускаются премьеры, а раньше работали долго – и когда она у меня сложилась вся, вдруг Петр Павлович сказал, что нет, мы поменяем вектор, это неверно, все-таки она хитрая девушка. А там дело в том, что она вышла замуж за пожилого человека, а потом влюбилась в его сына. Что это было? Что такое она вышла за пожилого, что такое она влюбилась в сына? Можно по-разному трактовать, почему она вышла за пожилого.

К. Ларина
– И что, вы заново придумали весь характер?

В. Алентова
– Нет-нет-нет, это было все, но просто… как сказать… Почему? Очень важен мотив: если вы понимаете мотив – одно дело я вышла за богатство, другое дело, потому что я его действительно полюбила, потому что он был очень мощный, сильный (артист Аверин играл), написан Горьким (очень мощный человек). А сын очень слабый, пьющий. Почему она вышла за него? – потому что она полюбила сильного человека или потому что она расчетливая девочка? И поскольку сложился уже какой-то положительный образ, а потом вдруг Петр Павлович сказал, что нет, ты знаешь, это неверно. А он у меня уже сложился внутри… И это была катастрофа для меня. Я не могла ничего сделать. И он снял меня с роли и взял другую актрису, которая была вторым составом, и подготовил с ней. Но перед выпуском все-таки меня вызвал и сказал, что она еще не готова и давай-ка играй ты, и дай нам слово перед всей командой людей, занятых в спектакле, что ты будешь играть все-таки так, как я сказал, потому что я же главный. Я сказала, что очень постараюсь; я была очень молодая актриса, и это не было своеволием, хотя казалось внешне… Нет, вы подумайте: некая сопля, которая только что закончила институт, мне говорит, что у нее там что-то проросло и она не может, понимаете. Это воспринималось и актерами, и режиссером – прославленным режиссером, который занимался Горьким много лет – конечно, наверное, очень… как сказать… хамством, может быть, с моей стороны. Но клянусь вам, сейчас, по прошествии многих лет, я была абсолютно искренней, потому что нас учили влезать в шкуру, я уже влезла в эту шкуру…

К. Ларина
– А потом говорят: снимай.

В. Алентова
– А как мне вылезти из нее и успеть влезть в другую? Никак не получалось, понимаете. И я, конечно… Во-первых, я три дня лежала дома и болела, у меня заболело сердце, я заработала невроз, потому что я тогда…

К. Ларина

– Нервничала, конечно.

В. Алентова

– Мы же, в общем, ненормальные люди в какой-то степени, потому что погружаемся полностью и очень верим во все эти обстоятельства, которые происходят. И страшно огорчалась, что так происходит. Но я, конечно, дала перед всеми слово, что я очень постараюсь. Но у меня не получилось, и в результате Петр Павлович поздравил всех, кроме меня, с премьерой. Но изумительная история: он был очень немолодым человеком уже в то время, но представьте, все-таки вот талант, когда вы говорите тоже о звездности, о талантах настоящих: он мне прислал открытку – наверное, месяца через два – что права была я, а не он. Я не ждала этого, клянусь вам. Это было для меня какое-то открытие, потому что на самом деле я никто, я девочка, которая только-только закончила институт, 2 года назад, а он – прославленный режиссер. И потом появилась статья в журнале «Театр», в которой очень хорошо писали обо мне в этих «Зыковых», но она была для меня сложнейшая работа, но тоже многому меня научила.

К. Ларина
– Да не то слово.

В. Алентова
– Научила меня трагедии. Потому что все равно нельзя продавать то, что у тебя там внутри созрело. Ведь в общем, в принципе я ведь этим делюсь со зрителем. Он должен вместе со мной понять, какова она. Не должно быть мешанины и каши в моей голове и в моем сердце, потому что я должна совершенно искренне действовать или так, или иначе, потому что только по тому, как я действую, зритель понимает, что это за человек, которого я ему предлагаю на рассмотрение, на осуждение или на сочувствие. Только из-за того, каким образом у меня построены внутренние мои ходы и мои взаимоотношения с моими партнерами. Вот такая у меня была история. Поэтому, конечно, приняли меня очень хорошо, потому что в принципе можно было сказать «пошла вон», и «кто ты такая и что тут вообще нам устраиваешь». И, наверное, это было бы, может быть, даже справедливо. Но вот это уважение, которое должно быть к молодым актерам, тоже у меня сохранилось тогда, потому что тогда я своевольной была девочкой. У нас было четыре народных актрисы, которые меня полюбили, и каждая хотела поделиться чем-то своим со мной, которая каждая хотела меня чему-то научить. И я очень вежливо, но очень точно сказала, что мне это мешает, и я буду работать сама. Более того, сейчас приходят молодые актеры, и меня спрашивают: «Вы им помогаете?» Да никогда в жизни, если они не попросят у меня сами совета. Никогда в жизни, потому что я очень хорошо помню, как это тяжело, когда ты никто еще, народному артисту, что «я вам очень благодарна, и тем не менее я буду заниматься сама тем, чему меня учили». Поэтому я молодых ребят, которым я преподаю, я их учу. А к тем, которые приходят в театр, я отношусь с огромным уважением, они очень интересные.

К. Ларина
– А кто ваш режиссер, самый близкий вам режиссер театральный?

В. Алентова
– Их много. Я замечательно работала с Морозовым.

К. Ларина
– Я помню замечательный «Я – женщина» спектакль.

В. Алентова
– Да, да.

К. Ларина
– Мне кажется, он просто знаковый такой был в вашей судьбе тоже.

В. Алентова
– Настолько знаковый, что когда мы приехали с Владимиром Валентиновичем куда-то в Хабаровск, нас позвали на телевидение, ко мне подошла женщина и сказала, что финальную сцену спектакля «Я – женщина» помнит до сих пор, а прошло лет 15 с тех пор, представляете. И я опять же подумала, ведь какое огромное значение все-таки, когда спектакль поставлен верно, он верно направлен на зрителя, на то, что он должен сказать.

К. Ларина
– Он еще во время очень попадал тогда.

В. Алентова
– Он попадал во время. Вообще-то это был сценарий Мережко, удивительный сценарий.

К. Ларина
– Да, и фильм потом же был, где Андрейченко, по-моему, сыграл.

В. Алентова
– Да, совершенно верно. Но в тот момент, когда мы сделали спектакль, мы сделали его только потому, что его зарубили, и он не мог этого сделать, и он сделал это пьесой.

К. Ларина
– Он сделал пьесу из этого.

В. Алентова
– Да. Я чудесно работала с Ереминым. Еремин совершенно уникальный педагог, просто уникальный педагог. Он так умел разобрать с актером роль. Иногда актер говорил: «Нет, я с вами не согласен». Это было на моих глазах: наш один актер сказал, что нет, он поступает здесь не так. И Еремин с радостью говорил: «Хорошо, давайте пройдем вашу линию вот сейчас от начала до конца так, как вы предлагаете». Если вы не согласны с тем, как я считаю, кто этот человек, каков он; и он вел-вел-вел и наконец доходит до сцены, где выясняется, что прав Юрий Иванович. И он в этом смысле любим мною очень. Вообще я должна сказать, что я всем режиссерам благодарна; даже тем, с кем у меня не сложилось, я им все равно благодарна за то, что не сложилось – это должно быть в жизни каждого человека и актера тоже. Это тоже очень многому научает. Ну а уж те, к кому у меня нежность, конечно, навсегда в моем сердце. Он поставил замечательный совершенно спектакль «Пизанская башня», где мы играли с Владимиром Валентиновичем. И потом, когда мы уже в театре перестали его играть, мы ездили на гастроли, нас просили люди, чтобы мы приезжали, он тоже имел такое огромное значение. Я уже потом получала письма: «Вот мы хотели с женой разойтись, а потом посмотрели ваш спектакль…» Потому что там терки тоже такие между парами, уже немолодой парой, которая уже на грани развода, дети выросли, которые видеть друг друга не могут и не подходят друг другу совершенно. Оказывается, подходят. Это количество лет как-то обтесывает с двух сторон людей.

К. Ларина
– А вот эта странная работа «Счастливые дни», совсем не похожая ни на что, что вы играете.

В. Алентова
– Во-первых, это тоже счастье, потому что это был Ромочка, которого я обожала. И когда меня спрашивают про самый счастливый период, наверное, это был период работы с Ромой, потому что он очень думал обо мне. Он меня любил и все время думал о том, чтобы я работала. И у меня очень много было работы в то время, когда он был в театре. И вот это было его предложение – «Счастливые дни» Беккета, абсурдиста, родоначальника абсурдизма. Прочитала пьесу, ничего не поняла. Перед этим видела пьесу, когда ее привозили во МХАТ в постановке совершенно замечательного режиссера, брата Плучека.

К. Ларина
– Питер Брук.

В. Алентова
– Да, Питер Брук. Это, в общем, казалось бы, да. Но я смотрела без перевода, но потом, когда я прочитала пьесу, я поняла, что перевод бы мне ничего не дал, потому что это абсолютный абсурд.

К. Ларина
– Набор слов, казалось бы.

В. Алентова
– Да, и мне казалось, что это набор слов. Я подумала, что «Рома, конечно, спасибо большое, но я, наверное, не смогу, потому что я не справлюсь». И вот мой муж замечательный, который сказал: «Что ты? А может, справишься? Ты попробуй вначале». Он вообще меня называет «человек по имени «Нет», я трусливая. Я всегда думаю, что нет, а вдруг это что. Я потом с удовольствием во что-то пускаюсь, но изначально у меня очень много сомнений. И чудесный режиссер Бычков Михаил, который мне сказал, что он никогда такого не ставил, а я никогда такого не играла, и тогда, наверное, имеет смысл из этого что-то высечь. И это было действительно очень интересно и трудно, потому что для меня очень важно… Я всегда говорю, что наш зритель отличается от западного кардинально. Западный зритель – мы приезжали, например, с «Федрой» во Францию – ну таких оваций, как в Париже (это было не в Париже, но во Франции, не помню), у нас, наверное, не было. Он отличается тем, что он вам благодарен за сам факт того, что вы привезли ему, вы ему показываете, за факт искусства, на котором он присутствует. Наш зритель должен соотнести или себя с героем, или свою бабушку, или свою тетю; если он не понимает, откинулся – до свидания. И вот это самое главное. Мне кажется, я об этом говорю часто. То, что зритель должен понимать, что происходит. А представьте, как это – понимать, как добиться того, чтобы зритель понимал, что с героем, с героиней происходит: первый акт – она зарыта до половины, второй акт – одна голова торчит, и тем не менее зрителя нужно взять.

К. Ларина
– Это вообще играть… Чем это играется? Чем держать внимание зала вообще?

В. Алентова

– Тем, что он должен понимать, что с тобой происходит. Вот это главная работа была наша с Бычковым – сделать так, чтобы он понял, что происходит с героиней. Как только он понял, он начинает жить вашей жизнью, и главное, весь абсурд становится не абсурдом, он раскрывается, как на ладошке. Но для этого надо пережить я не знаю какое количество всего, для того чтобы эту ладошку из кулачка раскрыть. Но это была изумительная работа, которую я тоже очень любила, и она в течение восьми лет – вы подумайте, казалось бы, абсурд – была на сцене нашего театра.

К. Ларина
– Я поглядываю на нашу SMS-ленту, потому что тут невероятное количество ролей вам предлагают прямо сейчас.

В. Алентова
– Ой, какое счастье.

К. Ларина
– Давайте посмотрим, что, как вас видят сегодня зрители. Ну, я ждала, кстати, вот это предложение, что я первое вижу – мне кажется, это ваш автор. По-моему, вы с ним не встречались, и это очень жаль: Теннесси Уильямс «Сладкоголосая птица юности» называют наши слушатели, что вполне. Мать в пьесе Чапека предлагают; герцогиня из «Стакан воды», «Мамаша Кураж» (Брехт, безусловно); леди Мальборо в «Стакан воды»; «Васса Железнова» (между прочим, да, вполне). Дальше: Анна Андреевна – «Ревизор», «Екатерина Великая», опять «Васса Железнова», Кабаниха, «Федра» (но Федра уже была)…

В. Алентова
– Да, была уже.

К. Ларина
– Гурмыжская, Наполеона Жозефина, «Старомодную комедию» называют (известное произведение); «Странную миссис Сэвидж» уже сама называла Вера Валентиновна. Раневская – Чехов. Был Чехов вообще?

В. Алентова
– Чехова не играла никогда.

К. Ларина
– Как интересно.

В. Алентова
– В школе юбилей играла.

К. Ларина
– А почему?

В. Алентова
– Так сложилось, можете себе представить.

К. Ларина
– Удивительно. Настасья Филипповна, «Игра в джин», Булгаков – «Мастер и Маргарита» (несмотря на нежный возраст, говорят наши слушатели). Опять «Мамаша Кураж». Ну слушайте, пока остановлюсь, здесь очень много еще предложений. Вот у меня как раз было то, о чем я думала – конечно же, «Сладкоголосая птица юности». И Уильямс – это тоже автор, с которым вы не встречались?

В. Алентова
– Не встречалась.

К. Ларина

– А с кем еще не встречались, а с кем бы хотели встретиться?

В. Алентова

– Я вам еще раз говорю: поскольку я фаталист, я никогда не могу назвать, с кем бы я… Судьба, может быть, мне предложит что-нибудь лучше. Я очень благодарна, что там есть какие-то роли, из которых я уже выросла, но тем не менее я вам говорю, что зрители очень не любят выросших актеров и считают, что они вполне еще годятся на роли молодых. Очень благодарна слушателям. Но вот этот весь замечательный список правильнее было бы предложить не мне, а Евгению Александровичу Писареву: пусть бы он посмотрел, и я бы с радостью что-нибудь из этого – из того, что подходит моему возрасту – исполнила дальше.

К. Ларина
– Ну что ж, мы должны уже заканчивать. Я поздравляю с премьерой.

В. Алентова
– Спасибо.

К. Ларина
– А со всем остальным поздравим в тот день, когда это произойдет. Желаю вам удачи.

В. Алентова
– Спасибо.

К. Ларина
– Мне очень нравится, в каком вы боевом настроении – это очень точно. И здесь, кстати, я хочу вам зачитать еще одну реплику, которая нам пришла в середине передачи: «Ксения, благодарю вас за знакомство с этой невероятной женщиной – даже не представлял себе, насколько это интересный и мудрый человек. Я в восхищении», – пишет нам Валерий из Москвы.

В. Алентова
– Спасибо большое.

К. Ларина
– Спасибо вам!