Вера Алентова в программе "Дифирамб" на радио "Эхо Москвы"
К. Ларина
– Ну здесь нам пишут уже на SMS: «У вас сегодня замечательная актриса, я вам завидую», – пишет нам наш слушатель Дмитрий.
В. Алентова
– Спасибо.
К. Ларина
– Это чистая правда. Здесь в нашей студии Вера Валентиновна Алентова – здравствуйте, Вера Валентиновна, приветствую вас.
В. Алентова
– Здравствуйте, очень приятно.
К. Ларина
– Актриса театра имени Пушкина, актриса кино. Прекрасно вы знаете нашу
замечательную гостью. Я благодарна, что Вера Валентиновна пришла к нам
сегодня еще и потому, что у нее сегодня спектакль! И у нас даже есть
зритель этого спектакля – вот Света Ростовцева, наш звукорежиссер,
сегодня пойдет смотреть «Семейку Краузе».
В. Алентова
– Чудесно.
К. Ларина
– Так что вот. Ну давайте мы начнем с грядущей премьеры, наверное,
с этого – это самое главное, поскольку я уже говорила, анонсируя нашу
встречу, что юбилейные дни у артистки: конечно, главный подарок к юбилею
актрисы какой может быть? Конечно, премьера. И Вера Валентиновна это
сделала. Спектакль уже появился – спектакль, который называется
«Апельсины & лимоны», так он называется, да?
В. Алентова
– Да.
К. Ларина
– Это спектакль про актрису. Давайте, что я буду рассказывать – может
быть, вы расскажете, как вы на эту пьесу набрели? Это, конечно,
бенефисная история ваша, и вы ее сами выбирали.
В. Алентова
– Ну не совсем так. Это, конечно, разумеется, театр был озабочен… Как
всегда театр озабочен, что делать с актрисами нежного возраста,
я называю так, когда, в общем, грядет юбилей и хочется чего-нибудь
нового, потому что в принципе все отыграно, все достаточно хорошо
известно, во всяком случае театралам. Это и «Деревья умирают стоя»,
конечно, и «Странная миссис Сэвидж». То есть обо всем об этом речь шла
у нас с Евгением Александровичем Писаревым. Разумеется, поскольку пьесы
написаны давно, о которых я говорила, то думали о том, чтобы как-то
их адаптировать, может быть. И в принципе ну как-то да, наверное, у нас
нет этой привычки заказывать для актрис пьесы.
К. Ларина
– Да и не у кого, наверное.
В. Алентова
– Нет, на Западе она есть все-таки.
К. Ларина
– Нет, я говорю, не у кого заказывать. Кому заказывать-то?
В. Алентова
– Ну почему? Сейчас очень есть интересные молодые драматурги.
К. Ларина
– То есть вы готовы рискнуть?
В. Алентова
– Я вообще очень рисковый человек, надо вам сказать. Поэтому нет, почему
же? Я считаю, что да, можно было бы рискнуть. Другое дело, что я не
знаю, насколько молодые драматурги в курсе всей моей жизни театральной,
в курсе, что было бы интересно открыть, что еще зрители не видели.
А всегда интересно, когда, скажем… Вот «Семейка Краузе», о которой
вы говорите – это совершенно нечто новое для меня. И следующая премьера –
«Апельсины & лимоны» – это тоже новое: говорят, что меня в таком
варианте не видели. И это чрезвычайно приятно, это самое важное для
актрисы, когда все-таки какой-то другой гранью ты поворачиваешься
к зрителям, которые тебя не видели. В результате Евгений Александрович
предложил мне пьесу «Сенная лихорадка», я почитал ее, подумала и как-то
подумала, что это, конечно, новое, но она написана сто лет назад и тоже
язык довольно сложный, поскольку английский язык весьма короткий, а наш
российский длинный в принципе, и потому перевод был витиеватый, я бы
сказала, он такой подробный. В результате я не знала, что они летом
работали с Диной Дудиной и сделали другой перевод, абсолютно
современный.
К. Ларина
– То есть не хватало какого-то изящество, наверное, да?
В. Алентова
– Там все дело в том, что там английский юмор все-таки от нашего
отличается, и пьеса изначально написана так, что там, скажем, нарушение
этикета, которое вызывает в зрительном зале английском невероятный
хохот, для нас это, в общем, тьфу: подумаешь, сказал не то слово, мы ко
всякому привыкли, понимаете; или не поклонился так, как правильно, что
для английской публики понятно и что, в общем, вызывает… И это было,
в общем, как сказать, основным поиском, как найти эквивалент, поскольку
это в общем-то сатирическая комедия, написанная автором. И вот с этим
новым переводом как-то и Евгений Александрович говорил, что он долго
приноравливался, потому что не знал, как ее открыть, что найти в ней
интересного для нашего зрителя, именно найти эквивалент того, чтобы это
было понятно, смешно или как. И, в общем, подумали, что интересно над
этим поработать, интересно найти, что будет интересно. Нашли. Потому
что, скажем, если говорить о нашей эстраде в дурном варианте, то героиня
– это вот она: может послать, вести себя непристойно практически, но не
замечая этого. Она такова, по природе такова. Но поскольку я с огромным
пиететом отношусь к нашей профессии, а там театральная актриса, то для
меня это было диковато. И я все время думала, я всегда считала, что
лучше этой профессии нет на свете, и поэтому каким-то образом, как
ее препарировать? Если бы это была звезда эстрады, мне было бы понятно,
причем в современном варианте и дурном, потому что есть замечательная
эстрада. Вот мне было бы это понятно. Поскольку это была актриса
театральная, то я не очень понимала, за что ухватиться и как это все
сделать. Вообще кухня актерская – это необычайно интересно, ей нельзя
поделиться, она у каждого своя, ее довольно трудно понять: можно
только увидеть, принять или не принять, что, собственно говоря,
и происходит, когда приходит зритель. И, более того, они по-разному это
воспринимают. Евгений Александрович в каком-то из своих интервью
написал, что это скорее трагикомедия у нас получилась, потому что
возраст и ненужность актрисы в этом возрасте – это тема болезненная
и понятная в принципе каждому человеку, потому что возраст настигает
всех, когда-то человек с любой профессией вынужден проститься, даже если
он этого не хочет. И там есть какие-то такие подводные, подспудные
вещи, которые даже не нужно обнаруживать: они работают сами по себе
и создают еще некий фон совершенно новый для нас, вот эту
вот трагикомедию. Потому что чистой комедии не получается просто в той
связи, что и знает меня хорошо публика, и собственно… Вы знаете,
интересная история, что публика не согласна с тем, что их актеры,
которых они полюбили, стареют. Они с этим не согласны. Они в это
отказываются верить. И это замечательное совершенно качество…
К. Ларина
– Очень недовольны.
– Да. Оно замечательное качество, но куда же деваться? К сожалению, жизнь идет вперед и мы не молодеем, хотя были бы счастливы помолодеть, но увы. И таким образом невольное вот это попадание в струю того, что актриса Вера Алентова, которую мы знали, которую мы видели в разных вариантах, теперь мы посмотрим и в таком варианте, и это вызывает совершенно разные какие-то там мысли в голове. Кто-то из зрителей там – у нас уже прошли какие-то первые показы, это очень важно для нас… И кстати, я об этом хотела сказать, потому что когда говорят, что «дорого яичко христову дню», то в общем спектакль должен быть готов к премьере. И он готов, но не в том варианте, о котором говорили наши учителя Станиславский и Немирович-Данченко, которые приглашали критиков, скажем, и важных для них людей на 20-й спектакль. Но время бежит вперед, и бог с ним с 20-м, хотя бы на 5-й. Но все приходят, скажем, критики на предпоказ.
К. Ларина
– И обижаются, если не зовут.
В. Алентова
– Обижаются, что не зовут, не очень понимают, почему не зовут. Спектакль
готов, это не то что там какие-то проблемы, там, не пошел занавес,
не опустилась гора или актер забыл всю сцену – нет, конечно, он готов.
Но опять же говорю, не в том отточенном виде, в котором бы мы хотели,
чтобы нам увидели дорогие нам люди и критики в том числе.
К. Ларина
– А я хочу сказать вам, Вера Валентиновна – простите, что перебила –
потому что я очень сопереживаю за каждую премьеру театра Пушкина, это
театр для меня очень дорогой, и я всегда желаю внутренне каждый раз ему
успеха. И сейчас я вижу первые отклики и в том числе театральных
критиков, которые проникли-таки на первые показы. И я вижу, в каком
восторге люди пишут о спектакле в Фейсбуках, в социальных сетях. И мне
это очень радостно, как будто я тоже имею к этому отношение. Потому что
я понимаю, что Евгений Александрович, про которого вы говорите (люди еще
не очень понимают, кто это) – это Евгений Александрович Писарев, наш
главный режиссер театра имени Пушкина. У него – я думаю, актриса со мной
согласится – безупречное чувство вкуса, безупречное. В любом жанре
он умеет сделать так, что этот жанр никогда не будет вызывать
вот те чувства, которые возникают у Веры Валентиновны, когда она говорит
об эстраде в дурном смысле этого слова. Поэтому любую комедию
он сделает чуть-чуть больше, чем комедию – всегда. Я уверена, что и этот
спектакль тоже очень изящный. Я уже видела, кстати, фотографии
сценического оформления – что-то невероятное, какие-то барашки. Это
Марголин там все делал?
В. Алентова
– Да, Марголин.
К. Ларина
– Так что уже можно поздравить.
В. Алентова
– Да. Так вот возвращаясь к нашим баранам, когда я говорю о том, что
не в том самом виде (к нашим, да, барашкам, которые там ходят), значит,
дыхание зрительного зала и их высказывания – не важно, в Фейсбуке или
это были твои папы-мамы, что тоже важно; но папы-мамы – добрые зрители,
а зрители, которые пришли по билетам – это несколько иные зрители. И нам
очень важно это, потому что спектакль состаивается в результате и этих
разговоров. Это не значит, что вот так сказали и я быстренько все
переменила и по-другому теперь играю, нет. Но дыхание зала тоже
формирует спектакль. Когда я говорю о том, чтобы вот в том конечном
варианте, в котором мы были бы рады принять публику нам дорогую
и критиков в том числе, я имею в виду, когда учтено дыхание зала
со всеми их противоречивыми, может быть, мнениями.
К. Ларина
– То есть зал имеет право корректировать спектакль.
В. Алентова
– Не то что он имеет право – он корректирует обязательно. Потому что
ты все равно проверяешь. Ты когда перестаешь проверять, тогда
ты пускаешься в свободное плавание. И тогда ты можешь… Чем замечателен
театр? Тем, что никакой следующий спектакль не похож на предыдущий.
Но когда ты в свободном абсолютно плавании, то да, тогда ты можешь эту
реакцию, которую ты предчувствуешь, ты ее знаешь… В зале ведь собираются
разные люди: иногда бывает так, что собираются ну абсолютные там
физики, которых рассмешить довольно трудно, даже когда знаешь… Актеры
всегда знают: эта реплика убойная, это точно. И вкатился спектакль:
реплика звучит – тишина в зале. Ага, значит, мы должны действовать
как-то по-другому, несколько иначе, понять, что за публика. Это
удивительная история. Публика – она тоже, помимо того, что мы дирижируем
их эмоциями, но и они направляют тоже, какая эмоция, насколько глубокая
и насколько серьезная. Если говорить о ремесле, если называть это
все-таки ремеслом, то, разумеется, мы, заканчивая все наши ВУЗы,
им владеем. А вот когда ты говоришь о каком-то мастерстве и о том
счастье, когда ты летишь свободно, то для этого, конечно, нужно время.
Так вот какая-то дама сказала, что: «Надо же, Алентова не постеснялась
сказать, что она старая, что она стареет». А есть такие слова у моей
героини, и они естественны. И вот эта… как сказать… невозможность
старости у нашей эстрады, в данном случае у этой звезды – она не должна
быть старой, она всегда должна быть молодой. Это-то и смешно, поскольку
она стремится быть молодой и не хочет соглашаться, что она старая,
и даже поверить в это не может. В этом, собственно, и заключается
комедийный момент, потому что остальные люди, которые работают
на нормальных работах, несмотря на то, что реже смотрятся в зеркало,
но как-то легче соглашаются с тем, что, к сожалению величайшему, время
идет вперед, ничего с этим не сделаешь. Актер же, эстрадные актеры
смотрятся в зеркало чаще, но соглашаться с тем, что время иногда наносит
нечто непоправимое в их черты, не хотят соглашаться.
К. Ларина
– Ну что же, еще раз повторю, что спектакль называется «Апельсины &
Лимоны». Только-только начинает свою жизнь эта работа на сцене театра
Пушкина, так что, что называется, следите за афишами. А то, что касается
театра – я теперь хотела немножко об этом поговорить, о театре Пушкина
самого. Поскольку не секрет, что вы здесь работаете огромную, фактически
всю свою творческую жизнь…
В. Алентова
– Ой, обычно называют цифры, от которых я как всякая актриса…
К. Ларина
– Я вас умоляю. Ну сколько было главных режиссеров? Вы пришли в театр Пушкина, когда был Борис Равенских.
В. Алентова
– Я его застала, да.
К. Ларина
– Вот скажите, вот эти все театры Пушкина, которые вы пережили – это разные театры?
В. Алентова
- Они разные. Но мне так повезло, что мне во всех разных театрах
доставались очень хорошие роли. А актер все-таки растет на ролях,
на материале. Конечно, были материалы не самые удачные, и тогда это было
крайне трудно, но это тоже… Как сказать… Поскольку я преподаю,
то все-таки когда говорят, что «нет маленьких ролей – есть маленькие
актеры», как говорили все наши учителя-основатели, то и плохие роли
научают тебя высекать какую-то искру из этого, искать, поскольку ты уже
права-то не имеешь: собственно говоря, плохую роль все равно нужно хоть
какую-то, найти в ней хоть какую-то изюминку. И это очень тебя
мобилизует и очень многому научает. И поэтому у меня нет жалоб на то,
что, скажем… Да, бывали и не очень удачные времена, и даже бывали
времена, когда я сидела без дела какое-то время, но и это время было
полезным, потому что тогда я искала применение, я попыталась сделать,
скажем, программу стихотворную. Мне не понравилось, как я ее сделала,
и я со стихами завязала на многие годы и напрасно, как потом выяснилось,
поскольку теперь я читаю, даже послушала себя и вроде ничего. Но тогда
это тоже были поиски, потому что если не сделать в принципе (нас так
учили) шаг вперед, ты делаешь шаг назад, ты не стоишь на месте,
ты делаешь шаг назад. Время летит неумолимо вперед, меняется. Меняется
зрительный зал, он становится моложе и мобильнее, гораздо быстрее
соображает. И нельзя стоять на месте, нужно также быстро двигаться
вперед. И это замечательно, я вам должна сказать. Поэтому у меня нет
абсолютно такого ощущения, что вот, да, что-то там прошло напрасно. Нет,
ничего, я бы все повторила заново, что бы со мной ни произошло.
К. Ларина
– Ну а были же среди тех режиссеров, кто работал в театре Пушкина,
которые вас, может быть, не то что не видели, а воспринимали вас не так,
как вам хотелось? И вот что в такой ситуации делать? Все-таки это
человек, который определяет судьбу актера в театре.
В. Алентова
– Вы знаете, ничего не сделаешь. Как ни странно, ты не сделаешь ничего.
К. Ларина
– Нет, я не такая, мне нужно вот это!
В. Алентова
– К сожалению, ничего не сделаешь, потому что… Ну может быть, потому что
я фаталист по природе и считаю, что то, что положено тебе,
ты обязательно это получишь, вне зависимости от того, будешь ты кричать,
такая ты или не такая, а это, в общем… Никогда ничего не прошу
в принципе и считаю, что это верно, потому что то, что твое, все равно
к тебе придет. А это – я прошу, а мне не дали – и как же я себя тогда
чувствую? Я предпочитаю этого никогда не делать и никогда не делала,
даже будучи молодой актрисой. Однажды подала заявку о том, что я бы
хотела – заявку на роль – когда мне не дали роль, а я подумала, что
я могла бы ее сыграть хорошо. Это был единственный случай в моей жизни,
когда я сказала, что я хочу вместе с другой актрисой тоже эту роль
попробовать сыграть. Актриса на меня, конечно, очень обиделась,
а премьеру выпустила я, поэтому получилось действительно в общем, может
быть, и не очень хорошо по отношению к этой актрисе. Но это было
единственный раз. Никогда ничего не просила и считаю, что это
бессмысленно в принципе, ничего не сделаешь. Если человек тебя так
воспринимает, то только как-то должен случай… У меня был даже такой
случай, когда – я не буду называть фамилию – режиссер, уже уйдя
из нашего театра, сказал: «Господи, вы совсем не такая, как я о вас
думаю, как мне о вас говорили». Потому что часто думают, что если
популярный человек, «звездный», как говорят у нас, то у него обязательно
есть вот эти гнусные звездные привычки. А я вот, скажем, сталкиваясь
даже с тем же, скажем, Жераром Депардье. Да какой? – да абсолютно
простой трудяга. Папанов – простой и трудяга. И Баталов – простой
и трудяга. Они звезды, но они звезды, которые много работают, у них нет
времени на выпендреж, я бы так сказала. В принципе, звездами, наверное,
так просто не становятся, понимаете. И это ложное ощущение, что если
он звезда, то он… Мне даже кажется, что если он выпендривается, то он
не звезда, если честно. Поэтому бывали и такие случаи.
К. Ларина
– А когда вы пришли в театр, тут кто были звезды в этом театре Пушкина, когда вы пришли молодой актрисой?
В. Алентова
– Когда я пришла, это было… Поскольку в основном звездность дает кино,
то у нас не было в то время звезд кино в театре. Поэтому… У нас была
актриса Иванова, которая снялась в «Идиоте» вместе с Юлией Борисовой
и все. Это была очень красивая женщина, и я потом с ней играла спектакль
«Невольницы». Она очень красивая женщина была. Но как ни странно, если
это была не главная роль, а какая-то проходная, то… Во всяком случае она
не была звездой, понимаете.
К. Ларина
– Старожилы были звезды театры.
В. Алентова
– Это была любимая актриса Бориса Ивановича Равенских – Тамара Ивановна
Лякина, которая и по сей пор, дай ей бог здоровья, жива и здорова. И она
играла основной репертуар в театре, очень много играла. Она была
театральная звезда театра Пушкина.
К. Ларина
– Ну и как вас встретили там, когда пришла молодая артистка после института?
В. Алентова
– Как меня встретили? Мне казалось, что хорошо. У меня какое-то есть такое качество… У меня мама актриса была, и она меня научила: «Вот если что-то ты слышишь там о ком-то плохое, пусть на тебе это и останется, не передавай дальше и вообще будь выше, это всегда дает возможность взлететь». Потому что если ты погружаешься в то, что кто сказал, кто что там о тебе подумал, это как-то принижает очень. Она, актриса, проработавшая всю жизнь – я не знаю, откуда у нее это. Может быть, потому что у нас 4 поколения вниз именно с ее стороны священнослужители были, может быть, поэтому у нее какое-то было другое восприятие. Тем более театр ведь всегда славится сплетнями, тем более периферийный театр, и какими-то несправедливостями. И вот она меня как-то так научила, чтобы я на это не обращала внимания. И я не обращала, и мне казалось, что хорошо. А потом… Вот я сейчас читаю какие-то умные книги, и там пишут, что во что человек верит, что ему кажется, то ему и встречается. И на самом деле так и получилось, что в принципе мне встречались в основном хорошие люди. И поэтому как-то я, надо сказать, легко прожила все это время пребывания, и начало свое тоже.
К. Ларина– Поскольку мы начали с того, что Вера Валентиновна Алентова, наша сегодняшняя гостья, сказала, что достаточно ограничен репертуар для актрис нежного возраста – там несколько названий можно в качестве примера предложить. А вот, дорогие друзья, наше традиционное задание, когда у нас в гостях бывают такие большие артисты: просим предложить роль нашим гостям. Так вот, здесь, в этой студии народная артистка России Вера Алентова ждет от вас творческих предложений. Вот в какой роли сегодня вы бы хотели увидеть эту замечательную актрису? Не ограничиваем вам репертуар – это может быть и драма, и комедия, и сегодняшняя, и вчерашняя, и классика; это может быть историческая личность, персонаж, все что угодно. Пожалуйста, SMS +79859704545, а мы пока продолжим наше погружение в воспоминания. Вспомнили мы как раз про первые годы работы в театре Пушкина и сейчас, пока шли новости и реклама, вспомнили, что в ту пору, кстати, Алексей Локтев точно был звездой.
В. Алентова
– Да, вот Алексей Локтев, конечно, был очень популярным актером. И очень
любимым, и тоже был ведущим актером театра Пушкина. Но я как-то
сосредоточилась на женщинах, поэтому мне как-то мужской вариант Леши
Локтева, царство ему небесное, вылетел. И надо вам сказать, когда
вы спрашиваете, как меня приняли, все равно ведь судишь по работе, а в
первый же год я выпустила совершенно изумительную премьеру «Шоколадный
солдатик», который мы сыграли 300 раз. И я сыграла главную роль (Райну)
и успела поработать с таким совершенно необычным режиссером, как Борис
Иванович Равенских. Он, как сказать, по сути своей, может быть, не так
мне близок как режиссер, он такой народный режиссер, с таким огромным
размахом, и мне казалось, что они никак с Бернардом Шоу… Как это? Но он
оказался совершенно изумительным человеком: и знакомство с ним, и работа
с ним очень многое мне дали в восприятии мира, если хотите. Потому что
он человек был очень сердечный, в смысле не умствующий, а эмоциональный.
И когда, скажем, он разбирал сцену, говорил «делаем вот так», и я
говорила «Борис Иванович, это невозможно, потому что в следующей сцене,
на следующей странице это опровергает то, что вы мне предлагаете».
Он говорил: «Ты делай так; когда дойдем до следующей страницы,
посмотрим». Значит, мы делаем так, актеры, он доходит до следующей
страницы и говорит: «Да, действительно… Так, вычеркиваем». И мы
вычеркивали, хотя, казалось бы, у Бернарда Шоу, когда все завязано, одно
должно вытекать из другого, тем не менее получился совершенно
замечательный и любимый зрителями спектакль, который мы играли 300 раз
и играли бы еще дальше, если бы там какие-то у нас оказались с Болгарией
в то время какие-то терки, поэтому спектакль пришлось снять. Любимый,
он был поставлен с любовью; это был единственный спектакль, в котором
я работала с Борисом Ивановичем, у меня остались очень теплые
воспоминания. И что же я могу сказать, как меня приняли, когда в первый
же год я сыграла Райну в «Шоколадном солдатике», а во второй год это был
спектакль «Зыковы», и я встретилась с Петром Павловичем Васильевым,
который занимался Горьким и ставил всегда Горького, и это был
замечательный совершенно человек и замечательный режиссер. И у меня
получилась с ним интереснейшая история, потому что, значит, Павла
написана Горьким очень неоднозначно: она может быть и отрицательной,
и положительной героиней. Это зависит от того, как мы решим. В принципе,
актер с режиссером сливаются в какую-то такую любовную пару, которая
должна выработать нечто общее – в этом смысле любовную. Когда ты идешь
в общем по одной тропиночке. И вот, как мне казалось, с Петром
Павловичем мы шли, шли по одной тропиночке, она у меня как-то проросла,
эта Павла. И потом, когда… Раньше работали долго – теперь за 2 месяца
выпускаются премьеры, а раньше работали долго – и когда она у меня
сложилась вся, вдруг Петр Павлович сказал, что нет, мы поменяем вектор,
это неверно, все-таки она хитрая девушка. А там дело в том, что она
вышла замуж за пожилого человека, а потом влюбилась в его сына. Что это
было? Что такое она вышла за пожилого, что такое она влюбилась в сына?
Можно по-разному трактовать, почему она вышла за пожилого.
К. Ларина
– И что, вы заново придумали весь характер?
В. Алентова
– Нет-нет-нет, это было все, но просто… как сказать… Почему? Очень важен
мотив: если вы понимаете мотив – одно дело я вышла за богатство, другое
дело, потому что я его действительно полюбила, потому что он был очень
мощный, сильный (артист Аверин играл), написан Горьким (очень мощный
человек). А сын очень слабый, пьющий. Почему она вышла за него? – потому
что она полюбила сильного человека или потому что она расчетливая
девочка? И поскольку сложился уже какой-то положительный образ, а потом
вдруг Петр Павлович сказал, что нет, ты знаешь, это неверно. А он у меня
уже сложился внутри… И это была катастрофа для меня. Я не могла ничего
сделать. И он снял меня с роли и взял другую актрису, которая была
вторым составом, и подготовил с ней. Но перед выпуском все-таки меня
вызвал и сказал, что она еще не готова и давай-ка играй ты, и дай нам
слово перед всей командой людей, занятых в спектакле, что ты будешь
играть все-таки так, как я сказал, потому что я же главный. Я сказала,
что очень постараюсь; я была очень молодая актриса, и это не было
своеволием, хотя казалось внешне… Нет, вы подумайте: некая сопля,
которая только что закончила институт, мне говорит, что у нее там что-то
проросло и она не может, понимаете. Это воспринималось и актерами,
и режиссером – прославленным режиссером, который занимался Горьким много
лет – конечно, наверное, очень… как сказать… хамством, может быть,
с моей стороны. Но клянусь вам, сейчас, по прошествии многих лет, я была
абсолютно искренней, потому что нас учили влезать в шкуру, я уже влезла
в эту шкуру…
К. Ларина
– А потом говорят: снимай.
В. Алентова
– А как мне вылезти из нее и успеть влезть в другую? Никак
не получалось, понимаете. И я, конечно… Во-первых, я три дня лежала дома
и болела, у меня заболело сердце, я заработала невроз, потому что
я тогда…
К. Ларина
– Нервничала, конечно.
В. Алентова
– Мы же, в общем, ненормальные люди в какой-то степени, потому что погружаемся полностью и очень верим во все эти обстоятельства, которые происходят. И страшно огорчалась, что так происходит. Но я, конечно, дала перед всеми слово, что я очень постараюсь. Но у меня не получилось, и в результате Петр Павлович поздравил всех, кроме меня, с премьерой. Но изумительная история: он был очень немолодым человеком уже в то время, но представьте, все-таки вот талант, когда вы говорите тоже о звездности, о талантах настоящих: он мне прислал открытку – наверное, месяца через два – что права была я, а не он. Я не ждала этого, клянусь вам. Это было для меня какое-то открытие, потому что на самом деле я никто, я девочка, которая только-только закончила институт, 2 года назад, а он – прославленный режиссер. И потом появилась статья в журнале «Театр», в которой очень хорошо писали обо мне в этих «Зыковых», но она была для меня сложнейшая работа, но тоже многому меня научила.
К. Ларина
– Да не то слово.
В. Алентова
– Научила меня трагедии. Потому что все равно нельзя продавать то, что
у тебя там внутри созрело. Ведь в общем, в принципе я ведь этим делюсь
со зрителем. Он должен вместе со мной понять, какова она. Не должно быть
мешанины и каши в моей голове и в моем сердце, потому что я должна
совершенно искренне действовать или так, или иначе, потому что
только по тому, как я действую, зритель понимает, что это за человек,
которого я ему предлагаю на рассмотрение, на осуждение или
на сочувствие. Только из-за того, каким образом у меня построены
внутренние мои ходы и мои взаимоотношения с моими партнерами. Вот такая
у меня была история. Поэтому, конечно, приняли меня очень хорошо, потому
что в принципе можно было сказать «пошла вон», и «кто ты такая и что
тут вообще нам устраиваешь». И, наверное, это было бы, может быть,
даже справедливо. Но вот это уважение, которое должно быть к молодым
актерам, тоже у меня сохранилось тогда, потому что тогда я своевольной
была девочкой. У нас было четыре народных актрисы, которые меня
полюбили, и каждая хотела поделиться чем-то своим со мной, которая
каждая хотела меня чему-то научить. И я очень вежливо, но очень точно
сказала, что мне это мешает, и я буду работать сама. Более того, сейчас
приходят молодые актеры, и меня спрашивают: «Вы им помогаете?»
Да никогда в жизни, если они не попросят у меня сами совета. Никогда
в жизни, потому что я очень хорошо помню, как это тяжело, когда ты никто
еще, народному артисту, что «я вам очень благодарна, и тем не менее
я буду заниматься сама тем, чему меня учили». Поэтому я молодых ребят,
которым я преподаю, я их учу. А к тем, которые приходят в театр,
я отношусь с огромным уважением, они очень интересные.
К. Ларина
– А кто ваш режиссер, самый близкий вам режиссер театральный?
В. Алентова
– Их много. Я замечательно работала с Морозовым.
К. Ларина
– Я помню замечательный «Я – женщина» спектакль.
В. Алентова
– Да, да.
К. Ларина
– Мне кажется, он просто знаковый такой был в вашей судьбе тоже.
В. Алентова
– Настолько знаковый, что когда мы приехали с Владимиром Валентиновичем
куда-то в Хабаровск, нас позвали на телевидение, ко мне подошла женщина
и сказала, что финальную сцену спектакля «Я – женщина» помнит до сих
пор, а прошло лет 15 с тех пор, представляете. И я опять же подумала,
ведь какое огромное значение все-таки, когда спектакль поставлен верно,
он верно направлен на зрителя, на то, что он должен сказать.
К. Ларина
– Он еще во время очень попадал тогда.
В. Алентова
– Он попадал во время. Вообще-то это был сценарий Мережко, удивительный сценарий.
К. Ларина
– Да, и фильм потом же был, где Андрейченко, по-моему, сыграл.
В. Алентова
– Да, совершенно верно. Но в тот момент, когда мы сделали спектакль,
мы сделали его только потому, что его зарубили, и он не мог этого
сделать, и он сделал это пьесой.
К. Ларина
– Он сделал пьесу из этого.
В. Алентова
– Да. Я чудесно работала с Ереминым. Еремин совершенно уникальный
педагог, просто уникальный педагог. Он так умел разобрать с актером
роль. Иногда актер говорил: «Нет, я с вами не согласен». Это было
на моих глазах: наш один актер сказал, что нет, он поступает здесь
не так. И Еремин с радостью говорил: «Хорошо, давайте пройдем вашу линию
вот сейчас от начала до конца так, как вы предлагаете». Если вы не
согласны с тем, как я считаю, кто этот человек, каков он; и он
вел-вел-вел и наконец доходит до сцены, где выясняется, что прав Юрий
Иванович. И он в этом смысле любим мною очень. Вообще я должна сказать,
что я всем режиссерам благодарна; даже тем, с кем у меня не сложилось,
я им все равно благодарна за то, что не сложилось – это должно быть
в жизни каждого человека и актера тоже. Это тоже очень многому научает.
Ну а уж те, к кому у меня нежность, конечно, навсегда в моем сердце.
Он поставил замечательный совершенно спектакль «Пизанская башня», где
мы играли с Владимиром Валентиновичем. И потом, когда мы уже в театре
перестали его играть, мы ездили на гастроли, нас просили люди, чтобы
мы приезжали, он тоже имел такое огромное значение. Я уже потом получала
письма: «Вот мы хотели с женой разойтись, а потом посмотрели ваш
спектакль…» Потому что там терки тоже такие между парами, уже немолодой
парой, которая уже на грани развода, дети выросли, которые видеть друг
друга не могут и не подходят друг другу совершенно. Оказывается,
подходят. Это количество лет как-то обтесывает с двух сторон людей.
К. Ларина
– А вот эта странная работа «Счастливые дни», совсем не похожая ни на что, что вы играете.
В. Алентова
– Во-первых, это тоже счастье, потому что это был Ромочка, которого
я обожала. И когда меня спрашивают про самый счастливый период,
наверное, это был период работы с Ромой, потому что он очень думал обо
мне. Он меня любил и все время думал о том, чтобы я работала. И у меня
очень много было работы в то время, когда он был в театре. И вот это
было его предложение – «Счастливые дни» Беккета, абсурдиста,
родоначальника абсурдизма. Прочитала пьесу, ничего не поняла. Перед этим
видела пьесу, когда ее привозили во МХАТ в постановке совершенно
замечательного режиссера, брата Плучека.
К. Ларина
– Питер Брук.
В. Алентова
– Да, Питер Брук. Это, в общем, казалось бы, да. Но я смотрела без
перевода, но потом, когда я прочитала пьесу, я поняла, что перевод
бы мне ничего не дал, потому что это абсолютный абсурд.
К. Ларина
– Набор слов, казалось бы.
В. Алентова
– Да, и мне казалось, что это набор слов. Я подумала, что «Рома,
конечно, спасибо большое, но я, наверное, не смогу, потому что я не
справлюсь». И вот мой муж замечательный, который сказал: «Что ты?
А может, справишься? Ты попробуй вначале». Он вообще меня называет
«человек по имени «Нет», я трусливая. Я всегда думаю, что нет, а вдруг
это что. Я потом с удовольствием во что-то пускаюсь, но изначально
у меня очень много сомнений. И чудесный режиссер Бычков Михаил, который
мне сказал, что он никогда такого не ставил, а я никогда такого
не играла, и тогда, наверное, имеет смысл из этого что-то высечь. И это
было действительно очень интересно и трудно, потому что для меня очень
важно… Я всегда говорю, что наш зритель отличается от западного
кардинально. Западный зритель – мы приезжали, например, с «Федрой»
во Францию – ну таких оваций, как в Париже (это было не в Париже, но во
Франции, не помню), у нас, наверное, не было. Он отличается тем, что
он вам благодарен за сам факт того, что вы привезли ему, вы ему
показываете, за факт искусства, на котором он присутствует. Наш зритель
должен соотнести или себя с героем, или свою бабушку, или свою тетю;
если он не понимает, откинулся – до свидания. И вот это самое главное.
Мне кажется, я об этом говорю часто. То, что зритель должен понимать,
что происходит. А представьте, как это – понимать, как добиться того,
чтобы зритель понимал, что с героем, с героиней происходит: первый акт –
она зарыта до половины, второй акт – одна голова торчит, и тем не менее
зрителя нужно взять.
К. Ларина
– Это вообще играть… Чем это играется? Чем держать внимание зала вообще?
В. Алентова
– Тем, что он должен понимать, что с тобой происходит. Вот это главная работа была наша с Бычковым – сделать так, чтобы он понял, что происходит с героиней. Как только он понял, он начинает жить вашей жизнью, и главное, весь абсурд становится не абсурдом, он раскрывается, как на ладошке. Но для этого надо пережить я не знаю какое количество всего, для того чтобы эту ладошку из кулачка раскрыть. Но это была изумительная работа, которую я тоже очень любила, и она в течение восьми лет – вы подумайте, казалось бы, абсурд – была на сцене нашего театра.
К. Ларина
– Я поглядываю на нашу SMS-ленту, потому что тут невероятное количество ролей вам предлагают прямо сейчас.
В. Алентова
– Ой, какое счастье.
К. Ларина
– Давайте посмотрим, что, как вас видят сегодня зрители. Ну, я ждала,
кстати, вот это предложение, что я первое вижу – мне кажется, это ваш
автор. По-моему, вы с ним не встречались, и это очень жаль: Теннесси Уильямс «Сладкоголосая птица юности» называют наши слушатели, что
вполне. Мать в пьесе Чапека предлагают; герцогиня из «Стакан воды»,
«Мамаша Кураж» (Брехт, безусловно); леди Мальборо в «Стакан воды»;
«Васса Железнова» (между прочим, да, вполне). Дальше: Анна Андреевна –
«Ревизор», «Екатерина Великая», опять «Васса Железнова», Кабаниха,
«Федра» (но Федра уже была)…
В. Алентова
– Да, была уже.
К. Ларина
– Гурмыжская, Наполеона Жозефина, «Старомодную комедию» называют
(известное произведение); «Странную миссис Сэвидж» уже сама называла
Вера Валентиновна. Раневская – Чехов. Был Чехов вообще?
В. Алентова
– Чехова не играла никогда.
К. Ларина
– Как интересно.
В. Алентова
– В школе юбилей играла.
К. Ларина
– А почему?
В. Алентова
– Так сложилось, можете себе представить.
К. Ларина
– Удивительно. Настасья Филипповна, «Игра в джин», Булгаков – «Мастер
и Маргарита» (несмотря на нежный возраст, говорят наши слушатели). Опять
«Мамаша Кураж». Ну слушайте, пока остановлюсь, здесь очень много еще
предложений. Вот у меня как раз было то, о чем я думала – конечно же,
«Сладкоголосая птица юности». И Уильямс – это тоже автор, с которым
вы не встречались?
В. Алентова
– Не встречалась.
К. Ларина
– А с кем еще не встречались, а с кем бы хотели встретиться?
В. Алентова
– Я вам еще раз говорю: поскольку я фаталист, я никогда не могу назвать, с кем бы я… Судьба, может быть, мне предложит что-нибудь лучше. Я очень благодарна, что там есть какие-то роли, из которых я уже выросла, но тем не менее я вам говорю, что зрители очень не любят выросших актеров и считают, что они вполне еще годятся на роли молодых. Очень благодарна слушателям. Но вот этот весь замечательный список правильнее было бы предложить не мне, а Евгению Александровичу Писареву: пусть бы он посмотрел, и я бы с радостью что-нибудь из этого – из того, что подходит моему возрасту – исполнила дальше.
К. Ларина
– Ну что ж, мы должны уже заканчивать. Я поздравляю с премьерой.
В. Алентова
– Спасибо.
К. Ларина
– А со всем остальным поздравим в тот день, когда это произойдет. Желаю вам удачи.
В. Алентова
– Спасибо.
К. Ларина
– Мне очень нравится, в каком вы боевом настроении – это очень точно.
И здесь, кстати, я хочу вам зачитать еще одну реплику, которая нам
пришла в середине передачи: «Ксения, благодарю вас за знакомство с этой
невероятной женщиной – даже не представлял себе, насколько это
интересный и мудрый человек. Я в восхищении», – пишет нам Валерий
из Москвы.
В. Алентова
– Спасибо большое.
К. Ларина
– Спасибо вам!