Сергей Землянский: "Каждый человек по-своему воспринимает происходящее на сцене"

Режиссер-хореограф Сергей Землянский уже не первый год находится в поиске нового выразительного языка. Отказавшись от слов, используя лишь синтез пластики, музыки и света, он сделал ставку на драматургию. И не ошибся. По его инициативе на театральных сценах появились танцующие герои Айтматова, Дюма, Лермонтова и Гоголя. Пронзительные, трогательные, искренние. Совсем скоро, 16 октября, на сцене Театра имени Пушкина мы увидим его новую работу — спектакль «Жанна Д’Арк». Наталья Олейникова встретилась с режиссёром и поговорила о том, что его вдохновляет, какого эффекта он ждет от своих постановок, и в чем особенность работы с драматическими артистами.

- Как ты обычно придумываешь спектакли? Сразу понимаешь, как все должно выглядеть, звучать, двигаться?

Знаешь, оно как-то так получается, что, приступая к работе над той или иной историей, ты понимаешь, как это примерно должно смотреться — в голове выстраивается некая визуальная концепция. Но все детали, нюансы персонажей и их взаимоотношений рождаются в процессе. Что-то деформируется, пропадает, появляется новое. Вообще, я уже давно понял: придумать постановку, находясь дома в своей комнате, невозможно. Когда я работал над «Ревизором» в Театре им. Ермоловой, сцену нам дали всего за 6 дней до премьеры, а до этого приходилось собираться в репетиционном зале. Да, мы ставили отдельные отрывки, но когда их оставалось только собрать на большой сцене, я понял — надо все переделывать. И так каждый раз.О чём для тебя «Ревизор»?

Мне давно хотелось сделать сценическую версию Гоголя с его сатирическими и гротесковыми образами, и в итоге получился такой кошмарный сон высокопоставленного чиновника. На этом спектакле зал хохочет над вещами, свойственными только нашему менталитету. Особенно забавно, что такая постановка идет в Театре им. Ермоловой, через дорогу от Кремля. Вообще, когда Олег Меньшиков пришел в театр, он сразу хотел поставить «Ревизора». Была даже мысль сделать совместную работу, но я сопротивлялся — все-таки объединить слово и движение не так легко, как кажется. В итоге решили делать пластический спектакль. Очень долго искали главного героя, и в какой-то момент я привел Александра Кудина — выпускника мастерской Гаркалина в ГИТИСе. После «Ревизора» Меньшиков пригласил его присоединиться к труппе театра, надеюсь, для него все сложится самым удачным образом.

- Помимо «Ревизора» в этом театре ты поставил пластическую драму «Демон».

Да, это был мой первый спектакль в Ермоловском театре, очень величественное полотно, некая поэзия с грузинским духом. Кто-то находит в нем Врубеля, кто-то — отголоски фильмов кинорежиссера Параджанова. Для меня это красивая, нежная и трогательная история любви.Насколько Олег Меньшиков вмешивался в процесс создания спектаклей?

Олег Евгеньевич дал мне полную свободу действий. Помню, на «Демона» он пришел уже на прогон, после чего сказал, что очень впечатлен. Сам, в свое время, играл в одноименном спектакле у Кирилла Серебренникова.

- Ты давно работаешь с художником Максимом Обрезковым, как строится ваше сотрудничество? Случалось ли такое, что у вас не совпадали взгляды на ту или иную постановку?

Первым нашим совместным проектом был спектакль «Материнское поле» в Театре имени Пушкина, и там пришлось изменить всего один момент, который мне не понравился еще на этапе эскизов. После премьеры у меня сложилось стойкое ощущение, что это не последняя наша работа в Пушкинском театре. Вообще я стараюсь к нему не лезть и полностью доверяю, все-таки он профессионал и как никто другой понимает специфику пластических постановок. Что касается «Жанны Д’Арк», то нашу первоначальную идею пришлось изменить и — как следствие — полностью переделать концепцию костюмов и декораций. Планируется, что это будет минимализм: огромная пустая сцена и всего лишь несколько объектов, с которыми мы будем работать. Никаких замков и дворцов, все внимание на артистов и композицию.А почему именно Жанна Д’Арк? Как тебе в голову пришла эта идея?

Я как-то задумался — кто же такая Жанна Д’Арк, и у меня возник образ. Не знаю, как ты будешь это описывать: закрой глаза и представь, что ты находишься в полной темноте. А теперь открывай!

(Я увидела яркий свет — это Сергей направил на меня луч фонарика с айфона)

Понимаешь? Что было во времена Средневековья — грязь, чума, голод, смерть, и вдруг из темноты появилась какая-то девочка и вот так же ослепила всех, как вспышка. Кто-то за ней пошел, а кто-то, наоборот, приложил максимум усилий, чтобы навредить. По сути, она особо и не воевала, просто оказалась в нужное время в нужном месте и стала лидером, которого так не хватало тогда во Франции. На меня очень сильное впечатление произвел черно-белый фильм «Страсти Жанны Д’Арк»: несмотря на то, что, в основном, там использовались крупные планы, и ничего особенно ужасного не происходило, смотреть его было довольно жутко. Причем самые неприятные чувства вызывали именно люди, которые ее приговорили. Я был настолько впечатлен саундтреком фильма, что мы с композитором Павлом Акимкиным решили использовать в спектакле живой вокал — актриса Анна Кармакова запоет на латыни.Как ты хочешь добиться этого эффекта? Хочешь погрузить ничего не подозревающего зрителя в атмосферу безысходности и ужаса?

Вообще, не хочется ставить очередной «красивый» спектакль про Средневековье, мне важно, чтобы публика задумалась. Если нам удастся показать полную бездуховность, человеческие изъяны и отсутствие ценностей, и через отвращение прийти к чему-то светлому, я буду доволен. Как мне кажется, этот материал может тронуть не только меня и артистов, но и простых зрителей. Вообще в театре сложно, да еще и в бессловесном, делать какое-то моралите. Каждый человек по-своему воспринимает происходящее на сцене, особенно визуальную и звуковую историю: он считывает только то, что ему близко в данный момент. Завтра в этом же спектакле он может увидеть совершенно иные акценты, о чём-то задумается, попытается чего-то избежать в будущем или просто пойдет и позвонит родителям.Ты строгий режиссер?

Кто-то считает меня тираном, который мучает артистов, кому-то, наоборот, по кайфу вкладывать свои силы в собственное тело, чтобы преобразиться и выглядеть иначе. Иногда кричу, когда совсем хаос начинается, пытаюсь разобраться, в чем проблема. Хвалю, действительно, редко: чаще всего после удачной репетиции. Может быть, артистам этого и не хватает, но от примитивного — «молодцы» — у них вряд ли вырастут крылья.

- Ты из тех, кто доводит дело до конца, или способен вдруг бросить все и заняться чем-то более интересным?

Довожу, как видишь, выпускаю спектакли. Может быть, раньше, в студенческие годы, бывало — загорался какой-то идеей, но сразу же сталкивался с определенными сложностями, ведь для ее реализации надо было преодолеть кучу препятствий. Сейчас же я работаю в государственных театрах, в которых намного больше возможностей претворять свои задумки в жизнь. И ты в первую очередь себе пытаешься доказать, что можешь сделать ту или иную историю. И делаешь. Кстати, в этом мне очень помогает мой друг и соратник Владимир Моташнев, который отвечает за драматургическую составляющую. Он — автор либретто к моим последним 4 спектаклям.Когда ты только начинаешь работать с драматическими артистами, что ты видишь в их глазах: интерес, непонимание, испуг?

«Дама с камелиями» в Театре Пушкина в этом плане показательна — это была первая крупная работа на большой сцене, можно сказать, «Титаник». И, конечно, некоторые артисты, особенно возрастные, поначалу находились в шоке. Когда ты в сознательном возрасте начинаешь заставлять свое тело делать новые и необычные для него вещи, то сначала пугаешься и только потом вовлекаешься в процесс, начинаешь доверять режиссеру. Прохождение этих этапов неизбежно. В любом случае, я уверен, что результат оправдал наши ожидания.

- Насколько я знаю, в Щуке ты поставил два спектакля со студентами «Зима» и «Цыганы». Чем отличается работа с профессиональными артистами и молодыми ребятами?

Все зависит от того, какой перед тобой человек. Мне очень понравилось работать с щукинцами, я считаю, что, к примеру, «Цыганы» — это далеко не студенческий спектакль, а самостоятельное профессиональное высказывание. Надеюсь, мне удалось вывести ребят на новый этап телесного существования: многие из них сели на шпагат, у девочек появились рельефы мышц на руках и пресс. Они, конечно, могут сказать: «Нам это в будущем не пригодится!». Возможно и так, но сейчас это нужно для того, чтобы просто физически выдержать спектакль и не умереть в конце.Как ты вдохновляешься?

Тут все зависит от спектакля. Готовясь к работе над «Демоном», я сначала пошел в Третьяковскую галерею в зал Врубеля, а потом задержался у иконы Андрея Рублева. Меня настолько поразила динамика в статических образах, что это вдохновило меня на работу и послужило своеобразным толчком. Перед постановкой «Жанны Д’Арк» поехал в Рим и, гуляя там по маленьким улочкам, вдруг забрел на одну, и что-то заставило меня остановиться и поднять взгляд: «Улица Жанны Д’Арк», — прочитал я. У меня даже мурашки по спине пробежали.

- Чему ты хотел бы научиться?

Рисовать, чтобы можно было передать то, что происходит у меня в голове — все эти светотени, композиционные штуки, да много еще чего. Дедушка пытался меня научить, но все осложнилось тем, что я дальтоник, постоянно путаюсь в оттенках.

- Серьезно? Я вижу твой спектакль «Дама с камелиями» в очень ярких красках, как его воспринимаешь ты?

Я особо не переживаю: есть Максим Обрезков, который рисует, Саша Сиваев, который отвечает за свет, им я доверяю. В жизни это мне не мешает.

- Хочешь получить «Золотую маску»? Вообще для тебя важно одобрение театральной общественности?

Нет, такой задачи нет. Есть желание делать какие-то новые спектакли, продолжать обучать артистов пониманию своего тела и существованию на площадке. Часто напоминаю себе и ребятам, с которыми работаю: либо мы все вместе, либо никак.


Фото Нины Сизовой