О премьерах Камерного Театра. «Марина Страхова»
О премьерах Камерного Театра
Центральную роль в этой пьесе играет одна из крупнейших актрис современности, А. Коонен. Спектакли с участием А. Коонен очень часто превращались в настоящие театральные события. С „Мариной Страховой" этого не произошло, и меньше всего здесь вина Коонен. Не будем деликатничать и скажем прямо: постановка „Марины Страховой"—очень плохой, вялый, нудный натуралистический спектакль. Как-nо даже трудно поверить, что мы в Камерном театре, что, быть может, еще только вчера мы смотрели изумительную по глубине проникновения в общественные противоречия и в противоречия человеческой души „Адриенну Лекуврер", что, быть может, завтра мы увидим совершенный по своей пластической законченности режиссерский рисунок „Любви под вязами". „Марина Страхова"—откровенный провал, и провал тем более обидный, что уже в течение нескольких сезонов Коонен не играла ни одной новой роли. В чем здесь дело? Прежде всего — в пьесе.
Совершенно непонятно, как мог решиться Камерный театр ставить эту явную и беззастенчивую халтуру, этот очередной образец спекуляции на лучших чувствах зрительного зала. Доктор Марина Страхова на протяжении почти всего спектакля борется и с врагами и с жалеющими ее друзьями за право на смелый научный эксперимент — на прививку открытой ею противочумной сыворотки. Затем она делает прививку, в течение одной сцены бредит, находится на грани между жизнью и смертью, благополучно выздоравливает, и все кончается ликующим финалом.
Если бы мы прочитали о такой вещи в газетах, мы были бы поражены, восхищены, мы бы гордились мужеством, смелостью нашей современницы. А здесь мы вполне равнодушны и даже скучаем.
В чем же дело? Дело в том, что как бы ни был величественен подвиг, совершенный человеком в жизни, простой пересказ его — еще не является фактом искусства. Искусство начинается лишь там, где мы видим не только самый подвиг, но и то, как человек, герой, индивидуальным, своеобразным, неповторимым путем пришел к подвигу, где нам показывают душевные стимулы, обусловившие подвиг, словом — где между фактом подвига и зрителем стоит сложный душевный мир человека. Там, где нет этого, нет и искусства. Путь человека к подвигу можно показывать различными средствами. Можно показывать его средствами душевной лирики, раскрытием мельчайших оттенков чувства—в манере драм Чехова, но можно показать его и средствами монументальной драмы, скажем, Корнеля, где мы имеем дело с не разложенными на оттенки, цельными глыбами эмоций и страстей.
И то и другое будет одинаково хорошо. Ведь социалистический реализм — это многообразие жанров, а не единообразие и обезличка. Но так или иначе, это должно быть показано, и только тогда начинается искусство. А простое, равнодушное, казенное изложение факта подчас может звучать как издевательство над фактом. Так и получилось в пьесе Жаткина и Вечора.
И вот — тянутся и тянутся нудные, мертвые споры, разговоры, без конца разговоры, нелепые споры о том, что считать смелостью и что — упрямством. А искусства — нет...
Камерный театр часто и на материале слабых пьес делал превосходные спектакли. В данном случае — он потерпел явный провал, обусловленный, как нам кажется, попыткой отказаться от своей творческой индивидуальности, создать спектакль в чуждой для его творческого лица манере. В самом деле, может ли театр высокой трагедии и комедийной буффонады, театр, прославившийся „Федрой" и „ЖирофлеЖирофля", без ущерба для себя ставить психологическую драму в манере драм Чехова? Пьеса Жаткина и Вечора не просто плоха, она еще и органически чужда творческой манере Камерного театра.
Почему же театр все - таки решился ее поставить? Нам кажется, что здесь сыграла большую роль тенденция Комитета по делам искусств к нивелированию творческой индивидуальности театров, о котором еще недавно на страницах „Правды" писал т. А. Фадеев. В самом деле—кому, казалось бы, нужно, чтобы Камерный театр копировал МХАТ? Однако, кое-кому, по-видимому, кажется, что путь подражания МХАТу — единственная дорога к сценическому реализму. Вскоре после премьеры „Марины Страховой" появляется статья К. Тренева, где он пишет, что Камерный театр успешно движется к реализму... К сожалению, это не так. „Марина Страхова" — очень плохой спектакль, совершенно не похожий на блестящие спектакли старого Камерного театра. Лучшие черты методологии Камерного театра — четкость сценического рисунка и музыкально-обобщенная, ритмическая композиция — начисто отсутствуют в этом спектакле.
Если бы не имена Таирова и Коонен, можно было бы подумать, что мы смотрим провинциальную пародию на МХАТ, столь бессильны и бесстильны эти по туги дать жизненную правду в духе МХАТа. Нет, т, Тренев, вы неверно ориентируете Камерный театр, зря хвалите то, что явно плохо. А. Коонен потерпела большую неудачу. Казалось бы, театральная критика должна беспокоиться, когда ошибается такой крупный деятель искусства, как Коонен. Однако, молчание или равнодушно-одобрительное похлопывание по плечу с прибавлением неизбежных слов о движении к реализму стали привычкой.
Есть в спектакле Камерного театра еще одна черта, на которой необходимо остановиться особо. Это — оформление Долгие годы Камерный театр был едва ли не самым популярным театром Европы в области оформления сценической площадки. Слана эта была заслуженной: театр видел в своих стенах таких замечательных живописцев, как Экстер, Рындин, Якулов и Веснин. Живописная изобретательность самого Таирова рядом с ними создавала чудеса театральной техники. Оформление „Марины Страховой" просто безобразно. Как мог театр дойги до этой слащавой сирени за окном? Неужели после конструкций Стенбергов актеров не коробит от этих натуралистических потолков? Право же, это унижение паче чаяния... Но и в оформлении есть тоже своя тенденция — это тоже ориентация на какое-то унылое и натуралистическое правдоподобие...
