Top.Mail.Ru
Мораль на двоих | СМИ о Московском драматическом театре

В филиале Театра имени Пушкина сыграли премьеру спектакля Александра Назарова по "Крейцеровой сонате" Льва Толстого. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.

Повесть "Крейцерова соната" — произведение в равной степени притягивающее и отталкивающее. Во всяком случае, для театра. С одной стороны, в нем описана семейная история, в которой есть страсть, любовь мужчины и женщины, ревность и смерть, а значит, публике будет интересно смотреть, а актерам есть что играть. С другой стороны, морально-нравственный, как теперь говорят, месседж Льва Николаевича, заложенный в "Крейцерову сонату", вызывает у большинства читателей смущение, несогласие и даже протест. И дело не в пресловутой свободе сегодняшних нравов: даже современники толстовскую антисексуальную проповедь не восприняли, и он был вынужден сопроводить ее разъясняющим послесловием. По-моему, оно еще противнее, чем само произведение, но не об этом речь. 

Многие считают "Крейцерову сонату" доказательством лицемерия Льва Николаевича. Мол, большую часть жизни провел, мягко говоря, не в монашестве, а когда под влиянием естественных причин либидо угасло, принялся обличать похотливость и развратность человечества, отрицать плотскую любовь и проповедовать отношения между мужчиной и женщиной исключительно как отношения брата и сестры. "Беда" в том, что писательский гений Толстого оказался сильнее либидо. В том смысле что написана "Крейцерова соната" так сильно, что навсегда оставить ее где-то во втором эшелоне не получится. 

Театр в этом смысле обладает приятной гибкостью: градус обличения зависит от создателей спектакля, и при желании можно добиться того, что никакой морали не останется вовсе, одна только криминальная история. Режиссер Александр Назаров в Театре имени Пушкина ни на какие глобальные споры с Толстым, равно как и ни на какую согласную с великим писателем проповедь, не претендовал. Оно, следует заметить, к лучшему. Ничего хорошего ни из таких вот споров, ни из желания из-за спины классика погрозить зрителю пальцем не получается. 

Зато режиссер придумал театральный ход. Во-первых, он свел всех возможных действующих лиц к двум необходимым — Позднышеву и Лизе. Во-вторых, лишил их имен, превратив просто в мужчину и женщину. В-третьих, и, безусловно, в главных, придумал, что актеры Андрей Заводюк и Ирина Петрова не просто разыгрывают историю брака Позднышева и Лизы. Эти мужчина и женщина, которых мы видим на сцене, связаны еще и собственными, другими отношениями. Поэтому любой из эпизодов "Крейцеровой сонаты", с которой приходит пора познакомиться зрителю, словно бы "накладывается" на некую иную эмоциональную ситуацию, сложившуюся в данный момент между персонажами Андрея Заводюка и Ирины Петровой. Причем "сложившуюся" не из толстовского текста, а из отдельных междометий, выразительных жестов и взглядов. Вот в этой-то "параллельной" истории никакого намека на мораль нет, а зазор между двумя сюжетами как раз и создает напряжение. 

Трудно сказать, насколько сработала бы идея Александра Назарова, если бы не Андрей Заводюк, актер выразительный, достоверный и энергичный. Он отлично справляется с нелегкими условиями игры — на расстоянии вытянутой руки от зрителя. Он деликатно присваивает историю: если и мучается открывшимися ему несовершенствами и греховными помыслами человека, то все это личный его опыт, личные открытия. В помощь хорошему актеру и то, что режиссер открыл пространство короткого спектакля-этюда для забавных театральных игр вроде пересаживания публики с двух трибун на одну — деревянные скамейки, на которых только что сидела половина зрителей, становятся жертвами физической ярости и превращаются в ложе, на котором совершается убийство. Или вроде вторжения капельдинерши, которая будит персонажа. Или даже откровенной клоунады. Едва ли не лучшая сцена "Крейцеровой сонаты" — та, в которой герой преображается в причину собственной ревности, Трухачевского, разукрашивает разноцветным гримом лицо, отчего оно становится похоже на страшноватую и какую-то несчастную клоунскую маску.