Top.Mail.Ru
Деклан Доннеллан: «У всех проблемы с любовью» | СМИ о Московском драматическом театре

 Премьера в Театре Пушкина — «Мера за меру» в постановке Деклана Доннеллана — вызывает споры. Что хотел сказать англичанин? Он обличает или оправдывает нашу нынешнюю жизнь? «ВД» встретился со знаменитым режиссером, чтобы все узнать из первых рук.

- Вы ставили немало шекспировских пьес в наших театрах. Почему в этот раз выбор пал на «Мера за меру», такую странную и не самую популярную пьесу?
- Прежде всего потому, что я увидел здесь замечательную актрису на главную роль. Анна Халилулина — прирожденная Изабелла. А потом я реально люблю эту пьесу. Она одна из самых сильных у Шекспира. О самых актуальных вещах — о морали, о любви…
 
- О любви? По мне там нет никакой любви — сплошные измены и подмены.
- Там есть любовь, но странная, направляющаяся по неверному пути. Взять хотя бы еще одного главного героя — Герцога, который долго блуждает в поисках себя, каких-то новых ощущений, пока не понимает, что просто ищет любви. В конце концов, у нас у всех проблема с любовью. Речь идет не только о каком-то сексуальном чувстве. Шекспир ставит вопрос шире — говорит и о духовной любви, о христианской, смысл которой до сих пор мало кто понимает.

- Когда я читал пьесу, мне не понравился ни один персонаж. Все какие-то ущербные. Один приятный человек — Изабелла, но она собирается поскорее уйти в монастырь.
- В том-то и дело, что Шекспир не меряет людей в категориях «плюс» и «минус». Он видит все слабости человеческой натуры. Это наша жизнь — иногда мы поступаем дурно, иногда хорошо. Жизнь сложна, потому что постоянно требует выбора. В этом и суть шекспировской пьесы — это картина города и портрет человека во всех его проявлениях. Люди иногда пытаются выглядеть лучше, чем они есть. Но надо просто признаться — никто не идеален, никто не вправе брать на себя роль морального судьи.

- Вы, конечно, в курсе, что у нас сейчас о вопросах морали и о пороках (особенно сексуального плана) заговорили на самом верху. Что вы думаете об этих спорах?
- Эти споры происходят не только в России — по всему миру. Хуже всего, когда власти начинают истово бороться с Дьяволом, со злом — это очень опасная позиция. Ты начинаешь терять ощущение реальности. Жизнь сложна, и нет четких ответов на все вопросы. Кстати, об этом один из самых моих любимых русских фильмов «Мне двадцать лет». Там тоже герой спрашивает отца, как ему жить правильно. Но ответа просто не может быть, надо до него «дожить».

Однажды я прочитал у известного философа такую фразу: «Любые государственные постановления, касающиеся морали, могут быть лишь неверными».
- Это как раз то, что делает у Шекспира наместник Анджело — пытается насадить мораль путем запугивания и запрета. Он искренне убежден, что прав. Но забывает о том, что самый большой счет выставят именно ему.

- Я понимаю, вы хотите донести эти мысли именно до русского зрителя. В этом вы видите свою миссию в России?
- Никакой миссии в России у меня нет. Я приезжаю сюда, потому что у меня здесь друзья, мне нравится работать с русскими актерами.
 
- А все рассуждают, как трудно западному режиссеру переломить систему Станиславского.
- Знаете, в чем парадокс: когда говорят о системе Станиславского, часто имеют в виду совершенно разные вещи. Я, откровенно говоря, так до конца и не понимаю, что это за система. Лично мне просто нравится делать какие-то живые вещи, мне очень нравится чувствовать отклик русской аудитории и ставить перед ней вопросы.

- Вы видите разницу между сегодняшними английским и русским театрами?
- Само собой, разница большая. Начать с того, что теперь говорить приходится не об английском, а об англоязычном театре. Актеры спокойно курсируют из Америки в Британию, а оттуда в Австралию. У каждого актера свой агент, который следит за его карьерой, — то есть это мир отдельных личностей, где каждый сам за себя. В России это тоже происходит — переход от репертуарного театра к антрепризе. Но пока еще актер живет в коллективе, он не мыслит себя отдельной единицей. Это не хорошо и не плохо — просто так есть. В этом уникальность русского театра.

- Получается, что на Западе нет никакого профессионального единства, нет критериев качества для всех?
Отчего же? Театральное сообщество постоянно ищет лучшие образцы. Например, лондонский Национальный театр, где я являюсь со-директором, можно считать таким камертоном качества.

- Что вы думаете насчет мультимедиа в театре? Как относитесь к видео, компьютерным декорациям?
- Я хорошо отношусь к гаджетам, к компьютеру. Но для меня театр — территория личного общения. Представьте, что, давая вам интервью, я бы постоянно смотрел в телефон. Общение было бы другим. Сразу бы стало очевидно, что вы мне не слишком интересны. Все же театр требует присутствия самой жизни, то есть человеческого присутствия.

- Получается, вы такой консерватор, держащийся за гуманистические традиции...
- Абсолютно нет. Я меняюсь вместе со временем. Но специально не форсирую перемены. Нередко слышу, что мои спектакли очень похожи, — конечно похожи, ведь они мои. Но это очень тонкая материя — то, как мы меняемся. Заметить и понять, в чем различие между нами вчерашними и сегодняшними (кроме того, что все стали старше), почти невозможно.

- Есть еще такое «обвинение» в ваш адрес,что якобы вы очень рациональный режиссер, все просчитываете, заранее знаете, чего добиться от актера, какая реакция будет у публики…
- Хотел бы я, чтобы все было так! (Смеется.) На самом деле спектакль — это всегда совместное «проживание» и постоянный поиск. Но я понимаю, к чему вы клоните. Многих смущает название моей книги «Актер и цель». Дело в том, что слово «цель» — это не какая-то заранее заданная точка. Речь идет о способе сотворчества режиссера и актера, то есть цель — это, например, быть с вами в данный момент, слышать вас, проживать с вами вопросы и ответы, иными словами, «присутствовать».

- А как же сверхидея спектакля, главная мысль и т.д.?
- Не знаю. Никак. У меня нет сверхидей.

- Несколько коротких вопросов. Что вас вдохновляет?
- Ответить «жизнь» будет банально. Но меня и правда вдохновляет общение с людьми, наблюдение за людьми на улицах, в ресторанах…

- Кто ваш любимый кинорежиссер?
- На сегодняшний день Павел Павликовски, польский режиссер. Очень сильный художник, невероятные фильмы.

- В литературе?
- Тони Кушнер, автор «Ангелов в Америке». Мы дружим, я ставил его пьесы. Недавно прочел новый роман.

- Смотрите телевизор?
- Да! Обожаю сериалы. Недавно досмотрел «Во все тяжкие» — потрясающая работа. И я не шучу — сериалы сегодня во многом опережают кино и театр.