«Реальный театр» представил самый ожидаемый спектакль

 «Добрый человек из Сезуана» в постановке Московского драматического театра имени Пушкина — несомненно, самый ожидаемый спектакль «Реального театра». И первый после официального открытия фестиваля. Полный зал Екатеринбургского театра драмы подтверждал — эту постановку, называемую критиками одной из самых атмосферных версий пьесы Бертольда Брехта, в столице Урала ждали. И ожидания оправдались.

После постановки «Доброго человека...» Юрием Любимовым в Театре на Таганке все последующие варианты пьесы Брехта невольно сравниваются с той. И изначально (несмотря на заявления, что спектакль Юрия Бутусова — одно из главных событий «Реального театра») я ловила себя на скептических мыслях: лучше, чем поставил Любимов, всё равно не сделать.

Но режиссёр Бутусов даже не пытался следовать за легендарной постановкой Таганки. С первого выхода актёров на сцену, с первых слов становится ясно — сравнивать спектакли бессмысленно. Каждый из них абсолютно по-разному, но в то же время одинаково точно чувствует текст Брехта, в котором столько слоёв и поводов для размышлений — хватит всем.

После окончания спектакля, когда смолкли аплодисменты, всё время ловила обрывки разговоров: «Это новый взгляд на сюжет...». Не согласна: «нового взгляда» в постановке нет — пьеса не вывернута наизнанку, не перенесена в какое-нибудь другое время, не дополнена (так часто делают современные режиссёры, думая, что классические интерпретации себя исчерпали). Бутусов оставил всё так, как сочинил Брехт. И это играет только в плюс — классика должна оставаться классикой.

Но вопрос в том, какими художественными средствами её донести до зрителя. В них и проявляется та оригинальность, которая завораживает и заставляет смотреть трёхчасовую постановку на одном дыхании, и благодаря которым остаётся ощущение «нового взгляда». Свет. Декорации. Пластика. Музыка.

Особенно музыка — это вообще отдельное действующее лицо, подчиняющее себе всё действие. То кажется, что её нет — такой однообразной и монотонной она становится. То она «взрывается», и актёры прокрикивают текст сквозь неё. На сцене живёт наравне с героями ансамбль под управлением Игоря Горского. А актёры не только говорят, но и поют — причём на немецком (перевод появляется на бегущей строке).

По сюжету боги спускаются на землю и одаривают проститутку Шен Те деньгами за её доброту, чтобы она сделала ещё больше хорошего людям. Но на деле никому её доброта не нужна. Каждый светлый поступок девушки оборачивается бедой. Более того, её, искреннюю в своих устремлениях, гораздо легче обмануть...

«Но как остаться добрым, если всё продаётся и покупается?» — пожалуй, к этим словам главной героини можно свести смысл спектакля. Грань между добром и злом настолько неразличима, что даже боги её не чувствуют до конца. Кстати, в тексте у Брехта богов несколько. А Бутусов оставляет только одного, точнее, одну, при этом в спектакле к ней обращаются во множественном числе. Эта хрупкая бледненькая девушка символизирует всех богов, которые, на самом-то деле, такие же слабые, если даже не слабее, чем люди. Потому что слишком далеки от реальности.

В финальной песне героиня уже не поёт, кричит — «Ваш мир жесток! Наверное, есть какая-то фальшь в вашем мире!»...

Где точно нет фальши, так это в спектакле. В самом конце, когда выхода из сумеречной паутины героиня уже не видит, она так искренне бросает в зал последнее своё «Помогите»... Падает занавес. Что будет дальше — волен додумать зритель.