Апельсины против лимонов: мюзикл без музыки

В театре им. Пушкина состоялась премьера спектакля “Апельсины и лимоны”, режиссер Евгений Писарев, в главной роли Вера Алентова.

Если вы соберетесь на этот спектакль, для начала определитесь – кто же вы – апельсин или лимон? И это вовсе не праздный “свифтовский вопрос” для объявления бессмысленной войны. Это вопрос восприятия мира. В трактовке Евгения Писарева лимоны – это обыватели, а апельсины – это фантазеры. Апельсины и лимоны вовсе не антонимы, и те, и другие цитрусовые, однако по вкусу они совершенно разные.

Автор пьесы Кауард Ноэл первоначально дал свой пьесе именно такое цитрусовое название, в основе которого уже разделение (ибо всякое “и” в название разделяет мир на две части, также, как разделено на две части театральное пространство – “Таланты и поклонники”, “Коварство и любовь”, “Апельсины и лимоны”…). Однако позже передумал, и озаглавил пьесу “Сенная лихорадка”.

Тоже вполне точное название, метафорически обрисовывающее фабулу – великая актриса, покинув сцену, пытается вести уединенный образ жизни в своем загородном доме, однако у нее начинается “сенная лихорадка” – ей не хватает театральных страстей, которые она продолжает разыгрывать вне сцены, превращая эту обывательскую лимонную жизнь в театральные подмостки.

Можно сравнить эту пьесу с романом Сомерсета Моэма “Театр”. В “Театре” Джулия Ламберт вовсе не покидает сцену, но продолжает играть и в жизни, соотнося свою пошленькую любовную историю с молодым клерком со страстями всей мировой драматургии. Иногда она путает свои жизненные амплуа со своими театральными ролями.

Главное различие романа Моэма и пьесы Ноэла – это взгляд на “иронию”: Джулия Ламберт “возвышает” свою примитивную историю своей игрой, произнося вполне к месту монологи, например, из Шекспира. В то время как Джуди из “Сенной лихорадки”, напротив, театрализует то, чего не происходит – сознательно употребляя штампы и ставя своих статистов (мужа, детей, гостей) в банальные предлагаемые обстоятельства.

Не случайно Ноэл делает мужа Джуди писателем – и при том плохим. Джуди не играет “в мать Гамлета” или “в помещицу, продающую свое имение”. Она играет эклектические роли из “салонных мелодрам”: обманутая благородная жена, страстная любовница, всепрощающая мать и т.д.

Режиссер Евгений Писарев трактует эту историю как фееричный фарс, подчеркивая эту фарсовость сценографией и очень стильными и вместе с тем функциональными декорациями. Многие мизансцены повторяют мизансцены первых лет немного кино. Что также работает и на хронотоп (время действия 20 годы), и на идею (возможно, Джуди не только актриса театра, но и кино, не зря ее импровизированные сценки напоминают сюжеты фильмов с Рудольфо Валентино и Глорией Свенсон).

Герои часто располагаются в одной плоскости, при этом у каждого есть свой яркий психологический жест, подчеркивающий образ. С прямой геометрической линией персонажей (например, в кульминационной сцене “игры в слова”) конфликтует “косая” линия горизонта. И снова здесь мы обращаемся к первым опытам кинематографа – не случайно главным художественным решением является использование “голландского угла” (термин для обозначения специфического приёма фотографии или кино, голландский угол получается, когда камера смотрит на героя снизу вверх, при этом горизонт должен быть завален набок, большинство кадров, снятые с голландского угла, статичные).

В кино этот приём часто используется для того, чтобы показать душевные волнения или напряжённое состояние героя. Использование этого операторского приема, популярного в немом кино, очень интересное решение для театральной постановки – весь спектакль Джуди охвачена лихорадкой, она пребывает в состоянии дисбаланса, а “заваленный горизонт” и зрителя лишает опоры.

Игра актеров очень убедительна, и балансирует на грани фарса и поиска “психологического жеста”, сформированного личностью самого актера. Вера Алентова очень хорошо чувствует свою героиню, привнося в роль много личных ощущений.

Движения героев не случайны и не лишены скрытого смысла – как в мюзикле каждое движение должно попасть в такт. Этот спектакль можно определить, как мюзикл без музыки, ибо ритмичность движений выглядит как танец, а перестрелка реплик напоминает арии.

Простая по фабуле пьеса в какой-то момент приобретает почти постмодернистский размах: игра со штампами, ирония, жанровая эклектика и, наконец, постановка мюзикла без музыки… Нет, музыка там конечно есть, как оформление, как акцент, но в действительности, музыкальному темпоритму подчинена каждая сцена.

Все мы склонны делить мир на тех и других. Принцип этого деления может быть самым разным. Кауард Ноэл и Евгений Писарев предлагают делить мир на апельсины и лимоны. К какому лагерю причисляете себя вы – решать только вам!