"Поднятая целина" - роман, который не мог не привлечь Равенских своим мощным стихийным началом, не поддающимся вычислению, расчету. "Поднятая целина" была спектаклем о революционном предначертании России - о судьбе народа, которому самой историей выпала доля быть первооткрывателем и первопроходцем.
В этом спектакле при очевидных актерских удачах, при психологически точном попадании в характеры героев, главными героями были Земля и Небо.
Потрясающее небо "Поднятой целины" (художник Е.К.Коваленко) - то голубое, спокойное, то в багровых полосах и пятнах, в опаленных огнем облаках, то тяжелое, мрачное, нависшее суровой грозовой тучей! Сценический горизонт был натянут почти по диагонали, закрывая часть ложи осветителей, благодаря чему возникало ощущение, будто небо мощной волной врывалось в зрительный зал.
А под небом дыбилась, выгибалась дугой,страдала, вздыхала, жила своей особой, органической жизнью земля...
"Музыкой в темноте, негромкой, напевной, начинается пролог. Постепенно возникает, словно «проявляется» под лучами красных прожекторов, небо. Застывшее в вихре могучего разворота, оно вырывается за традиционные пределы сценического задника, захватывает левую кулису, пытаясь захлестнуть, кажется, и зрительный зал. И неудержимо, как бездонность воды, тянет ввысь, в опрокинувшуюся над землей бездну. Поток красного света усиливается, ширится. Алая полоса тянется по изборожденной, как в шрамах, земле. И, наконец, сосредоточивается, сгущается и образует фигуру человека. «В землю зарыться надо, а новую жизнь построить» — итог вступления. Пролог вычленен из основного действия. Публицистически обнажена, пользуясь терминологией Мейерхольда, «проагитирована» его тема.
В приближенном к зрителю, резком, словно высеченном из камня очерке лица Нагульнова — А. Кочеткова — одержимость страсти. Причем та страсть воспринимается не столько как свойство его индивидуального характера (весь из углов, и все углы острые, говорят о Нагульнове в романе), сколько воплощает «глыбность» драматических коллизий времени.
Режиссер отказывается от законов построения романа, его эпической объективности. С самого начала Равенских как бы уславливается со зрителем, что он не будет восстанавливать на сцене перипетии знакомого сюжета, а, отделенный от событий тремя десятилетиями, попробует извлечь из них то существенное и важное, что отложилось в историческом опыте народа". Т. Забозлаева
