Top.Mail.Ru
Вирус Бомарше | СМИ о Московском драматическом театре

Все началось сравнительно давно. Лет триста назад или около того. Один часовщик, наблюдая за жизнью царского двора, не удержался от накопившегося внутри (сомнение, грусть, жалость, может, боль) и решил выплеснуть это в пьесу.

И так живо показал героев, что его сперва невзлюбили, пьесу запретили, а потом, когда поняли, что от правды не скроешься, драматурга приравняли к богам, а сам текст стал символом Великой Французской революции.

 Пьеса выросла до невероятных размеров. За более чем двухвековое существование ее читали, ставили, экранизировали почти не изувечив, сохранив первозданный текст, что в настоящее время редкость. Есть, конечно, такие, что режут скальпелем, не зашивая; так они никогда и не жаловали драматургов, относя их к ретроградам, провозглашающих то, что уже сегодня не актуально. Пьеса так полюбилась, что тут же появились ярлыки: Фигаро называют мужчин, умеющих перевоплощаться молниеносно (с этим он соревнуется с Труффальдино), все помнят Андрея Миронова в этой роли, кресло, за которым все прячутся, и считается за правило – надо поставить Бомарше, иначе какой же это театр? 

Сейчас не избежал этой участи Театр им.Пушкина. И вот на Тверском бульваре "Женитьба". Писарев, мастер праздничной феерии на сцене, сделал из пьесы сказку о героях в панталонах, которые поднимаются куда-то на Олимп по каскадной холодной лестнице, с тем, чтобы пару раз скатиться, но обязательно подняться, дабы продолжить восхождение.

Жаль, что художник спектакля Зиновий Марголин не подумал о том, что лестница-чудесница, уходящая ввысь, как трап для самолета, пусть и хороша для героев (на небольшом формате с подсветкой она, конечно, выглядит метафорично), но нам, земным сложно постичь ее полностью. Мы сидим в зале и видим эту стену, что не может не давить, ведь мы располагаемся на самой первой ступени, а герои чаще всего на пятой, а то и на седьмой, делая нас совсем крошечными, даже подземными жителями.

Конечно, ее можно сравнить и с часами, и с лестницей в небо (вечность), однако не увидеть здесь кусок камня, по которому ходят, живут персонажи неумирающей комедии, нельзя. Да, это скала. Или утес, с которого прыгают отчаянные пловцы и самоубийцы. Не стану делить действующих героев на пловцов и самоубийц, однако и те, и другие как будто пытаются этот самый утес оживить. За это берутся Фигаро, Сюзанна, и их бойскауты-амуры, выполняющие поручения по разморозке одного, реанимированию другого.

Пока происходит операция, мы хотим в очередной раз испытать все то, что испытывают приглашенные на свадьбу: и радость, и слезы, и сочувствие, и зависть. И все несмотря на то, что когда-то уже испытали весь этот каскад чувств (смотря спектакль, да и в жизни, наверное), но разве можно отказаться от повтора? И то, что все будет хорошо – и волки будут сыты, и овцы тоже в обиде не останутся, нам не мешает. Мы все равно готовы страдать, смеяться, рыдать, что тоже допустимо. Возможно даже надеясь, что сегодня пьеса пойдет в другом направлении.

Но пьеса идет как надо. Текст на месте. Герои тоже. Огромная скала, на которой запрятались статуи – увековеченные боги. Бомарше на самом верху в дуэте с часами, как будто ожидая чего-то – он не верит, что время идет так медленно или наоборот торопится? А, может быть, он ожидает старуху в черном? Но он уже на одной ступени с богами. Прокручивая назад, создавая киношный флэшбэк, драматург спускается, сперва медленно, натужно, затем более резво, и с каждой ступенью все больше походит на Фигаро. Две статуи оживают. Они –  боги любви, проводники, ангелы, поименованные в программе как "духи", напоминают Ромео и Джульетту, играющих в прятки.

Сразу нас захлестывает первое чувство – изящное па-пам. Это вроде романтичной сцены, вроде первого свидания наедине. Амуры играют, предупреждая, что сейчас все начнется.

…Фигаро (Сергей Лазарев) волнуется, поместится ли в комнате кровать, ему даже неловко, а вот Сюзанна (Александра Урсуляк), будто все знает на три хода вперед, ведет себя как настоящий стратег, анализируя и возникающие возможности графа и тонкие стены. Если Фигаро страстен, как любой испанец или француз, готовый здесь и сейчас, то Сюзанна не торопится и для нее место кровати в доме – все равно, что место молитвы. Здесь она опытнее, чем Фигаро. Последний скорее Гамлет – он много думает, и все совершает, таща за собой свой ум.

Героиня Урсуляк только делает вид, что любит, на самом деле она не прочь поводить за нос и графа, и Фигаро, и Керубино – кажется, все мужчины для нее где-то в районе колен. Она так ловко дурачит их, как будто прошла школу по этому предмету.

Граф Альмавива (Александр Арсентьев) старается держать марку, но разве можно сохранить лицо, когда вокруг все держится на женском коварстве и хитрости? Однако истинной страсти он не показывает – возникает ощущение, что добившись права первой ночи, он станет Сюзанне читать стихи или петь рулады.

Графиня (Виктория Исакова) часто прикладывающаяся к рюмке белого или красного (бокалы, увы, непрозрачны), страдает. Она капризна, чуть глупа и готова развлечься, как будто ожидая, когда ее муж сделает это, чтобы ей сделать то же самое без зазрения совести.

Лицо этого спектакля –  Сергей Лазарев. Наверное, трудно скакать по лестницам, не поэтому ли Фигаро тут, но не там, или наоборот... Он грамотно читает монолог, и страсть поначалу "Женщины, женщины…" звучит в нем, но ко второй половине ему, кажется, самому становится скучно и текст звучит, как присказка во время мороза "Мне тепло, мне тепло..".

Но в целом красиво. И невольно сравнивая постановку со всем известным спектаклем Театра Сатиры, понимаешь, что там, где Миронов, было лучше бесспорно и не только потому, что там Миронов. Там была реальность происходящего. А создать сказку все равно, что оживить камень. Но в Театре Пушкина у актеров это получается. Используя божков, Моцарта, нажимая на чувствительные точки зала (вот здесь надо засмеяться, а тут –  заплакать), камень растекается, как восковой домик, а мы получаем свою порцию сказки. Но разве то же самое не испытываешь на свадьбе – слишком весело, слишком много улыбок, слез, шариков, слов, музыки, слишком много всего. Слишком.

Но что ни говори: камни ожили (это и требовалось), правда в конце снова потускнели – может быть, Сергей устал или же так было задумано, что Фигаро не больно-то и хотел связывать себя узами Гименея. И если бы он был автором этой пьесы, то наверняка бы переписал финал. Например, сделал так, что стал бы мужем графини или позволил бы право первой ночи за право поставить свою пьесу о другой жизни.

Но это был бы уже Шекспир. Хотя… какая разница? В наше время кого только не скрещивали.

Рядом со мной сидел парень, из школьников, играл в планшетную игру – вирусом назвал свою сестру Свету и этой самой Светой заразил мир. Потом спасал его. Москва заражена вирусом Бомарше. Какой театр будет следующим?..