Вера Алентова: «Не верю, что Коонен могла проклясть Камерный театр»
21 февраля Вера Алентова отмечает юбилей. Не широким застольем с коллегами, не вечером в кругу семьи, а новым спектаклем «Апельсины & лимоны» в Театре имени А. С. Пушкина. В оригинале пьеса, написанная сто лет назад английским драматургом Ноэлом Коуардом, называется «Сенная лихорадка». История о блистательной звезде, продолжающей оставаться актрисой даже после ухода со сцены. «Культура» расспросила Веру Валентиновну о премьере, о жизни и о том, как работается с супругом — кинорежиссером Владимиром Меньшовым, в чьих фильмах она создала незабываемые образы.
культура: Как возникли в репертуаре «Апельсины & лимоны» и почему решили переименовать «Сенную лихорадку»?
Алентова: Искали пьесу к моему юбилею, и, естественно, хотелось
найти что-то малознакомое нашему зрителю, а не повторять неоднократно
отыгранное. Я очень благодарна театру за выбор этой комедии — необычной,
неожиданной, многослойной. Такой материал для актера всегда интересен.
«Апельсины & лимоны» — первое авторское название произведения. В
словосочетании «Сенная лихорадка» звучит английский акцент, так британцы
именуют заболевание, известное нам как аллергический ринит.
культура: Режиссер спектакля Евгений Писарев —
художник тонкий, внимательно прорабатывающий детали, насколько ему
близки природа женщины и ее фобии?
Алентова: Странный вопрос. Режиссеру близки все природы —
мужские, женские, детские. Такая уж профессия. А что касается фобий —
это не фобии, а жизнь моей героини: сцену она оставила, но все, к чему
она прикасается, становится театром.
культура: Почему бытует мнение, что у Вас трудно брать интервью?
Алентова: Наверное, это действительно так. Я не считаю, что по
каждому поводу нужно высказываться. Случаются важные события, и о них
есть смысл поговорить, а личное и проходящее — не темы для широкого
обсуждения. Да и вопросы должны быть интересны. Те же, что задают, как
правило, сводятся к клише: «А правда ли…». Если отвечать на такие
вопросы, интервью будет состоять из односложных «да» и «нет».
Согласитесь, скучно.
культура: Надеюсь, юбилей и премьера — поводы весомые. Ваша мама была актрисой. Театральные гены сказались на выборе профессии?
Алентова: Наверное. Мама, папа, отчим были артистами. По
материнской линии четыре предшествующих поколения — священнослужители.
Про отца знаю мало — он умер, когда мне и четырех лет не исполнилось.
Мама — строгий человек, считала, что театр не место для детей, и брала
меня с собой крайне редко, в основном на детские спектакли. Но
представления я сама устраивала во дворе. Мы что-то выдумывали,
понарошку продавали билеты, готовили реквизит из старых кастрюль, ветхих
занавесок, уже ненужных в доме вещей. Фантазировали, сочиняли. За
кулисами я, конечно, бывала, хоть и нечасто. Любила костюмерные, где
хранилось немало старинного — веера, перчатки, корсеты — они мне очень
нравились. А «драгоценности» делали бутафоры из каких-то камешков, за
этим процессом я наблюдала словно завороженная. Тогда сложилось огромное
уважение к труду всех театральных служб.
культура: Хранит ли память какие-то яркие впечатления от увиденного в нежном возрасте?
Алентова: Конкретных спектаклей назвать не могу, но помню, как
мама играла узницу концлагеря, и фашист выбивал у нее из рук кружку с
водой. То, что человек не может утолить жажду, я перенести не могла и
горько плакала.
культура: Вы всю жизнь работаете в Театре имени
Пушкина. Подобное постоянство встречается, но все равно остается
редкостью. Никогда не хотелось сменить коллектив, ведь его новейшая
история знавала и не самые благополучные времена?
Алентова: Дважды возникало такое желание, но удержалась, и
правильно сделала. Поразмыслив, поняла, что нет у меня умения раздвигать
людей локтями, а оно необходимо, если ты считаешь, что имеешь право на
то же место, что занимала в своем театре. Там ты начинала с нуля и
поднималась по лестнице вверх. В другом театре эти места, как правило,
не свободны, и тогда ты или начинаешь заново, или пускаешь в ход острые
локти, которых я лишена.
культура: Пушкинский ведет историю от Камерного
театра Александра Таирова. По одной из легенд, великая актриса Алиса
Коонен прокляла эти стены…
Алентова: Алиса Георгиевна была глубоко верующим человеком и
сделать такого не могла. Многое рассказывала о ней Марья Сергеевна
Ершова, мой любимый гример, поступившая в Камерный 16-летней девочкой,
когда театр только набирал высоту, и продолжавшая помогать Алисе
Георгиевне всю жизнь, «собирая» ее на концерты. Она считала, что на
анафему актриса была не способна. Да, после убийства театра и смерти
Таирова Коонен ни разу не переступила порога зрительного зала, не
спускалась на сцену, хотя жила в этом же здании, наверху, но проклятия
не было. Это ложная история. Еще и про призраков судачат. Надеюсь, вы не
верите? Я их не встречала. Наш театр знал прекрасные времена, случались и плохие
годы. Возьмите любую другую труппу, и увидите похожую картину. Все
зависит, конечно, от лидера — режиссера, но часто и от обстоятельств,
нам непонятных. Жаловаться не стану, даже в неуспешные периоды я играла
замечательные роли.
культура: Есть ли наиболее близкие и любимые?
Алентова: Все. У актеров нет ни скрипки, ни рояля, ни холста, ни
кисти, своих героев мы лепим из себя, творим из того, какие книжки
прочитали, какую музыку предпочитаем, какой длины у нас руки и ноги,
какого цвета глаза, волосы. Из того, что есть, из чего состоим.
Спектакль — общая история, каждая роль — ручеек, впадающий в одну реку.
Если твой вьется зигзагами, норовит уйти в сторону и никак не может
сойтись с другими, значит — не состоялось, не получилось договориться с
режиссером. Может, пара таких ролей у меня была, но я от них быстро
избавлялась.
культура: Современный театр, снявший все табу, Вы принимаете?
Алентова: Нас учили поднимать зрителя до своего уровня, а не
опускаться в обыденность, говорили о высоком предназначении сцены.
Сейчас не 60-е, не ренессанс театра с молодыми «Таганкой» и
«Современником», да и не подъем культуры. Все провокации — не от хорошей
жизни. Думаю, что вместе с несчастьем и это пройдет. Как проходит любое
временное явление. Скандалы используются для привлечения публики —
иначе уже не поднять людей с дивана, не оторвать от телевизора. Зритель
изменился. Может, разленился или устал от проблем? Не знаю. Только
понимаю, что молодым не повезло, как нам, заставшим изумительный расцвет
искусства — кинофильмы, спектакли, вечера в Политехническом,
выступления поэтов на площади Маяковского. У меня есть внуки, и,
надеюсь, им посчастливится встретиться с открытиями, затрагивающими и
ум, и сердце.
культура: Что для Вас важнее — театр или кино?
Алентова: И то, и другое, но я актриса театра и, пожалуй, знаю
про него все. Сценических работ у меня намного больше, чем
кинематографических. Мои роли на подмостках, начиная с самых первых,
были настолько по материалу значительны, что желания соглашаться на
съемки в какой-то ерунде никогда не возникало. Я всегда легко говорила
«нет», если не нравился сценарий или казалось, что режиссер не очень
сильный. И хотя я всегда чувствовала себя актрисой сцены, первые награды
принес кинематограф. Фильм «Москва слезам не верит» просто повернул мою
биографию и мою судьбу.
культура: Ожидали такую всеобщую любовь после выхода ленты?
Алентова: Нет, и сниматься не хотела. Сюжет показался примитивным и отношения героев плоскими. Считала даже, что и Владимиру Меньшову не стоит заниматься этой картиной. Но Михаил Ильич Ромм учил студентов, а среди них был и мой муж: «Не думайте, что писать сценарии вам будет Лев Толстой, если хоть одна сцена показалась интересной, беритесь за работу и дотягивайте материал». Так и вышло. История, предложенная Валентином Черных, о трех девочках, приехавших завоевывать столицу, понравилась Меньшову, герой Гоша — тоже идея сценариста. И Меньшов приступил к съемкам, из одной серии сделал две, углубил характеры и отношения героев. Получилось то, что получилось.
культура: В чем, на Ваш взгляд, секрет удивительной актуальности ленты?
Алентова: Ситуация, когда молодые провинциалы мечтают обуздать,
покорить и подчинить столицу, никуда не исчезла. Новыми силами
пополняются мегаполисы целого мира, а не только России. История остается
жизненной.
культура: Все Ваши фильмы, да и спектакли — про
любовь. И в большинстве героинь женская нежность сочетается с крепким
стержнем внутри. Вы так не считаете?
Алентова: Это, скорее, вопрос к зрителю. Да, любовь — важная тема, но она не только моя. К сожалению, ее стало маловато на планете.
культура: Многие думают, что сниматься у мужа легко, и это большая удача для актрисы…
Алентова: Когда сотрудничаешь с режиссером, с которым не связан
родственными узами, то занимаешься только своей ролью. В картине мужа к
работе над своим образом добавляются его проблемы, а их всегда много,
очень много. Ты, естественно, о них знаешь. Решить их не в твоих силах,
но ты не можешь о них не думать, сердцем и душой не воспринимать все
неурядицы, горячо, хоть и молча, не участвовать, не переживать. Первый,
кому достается весь негатив на площадке, — обязательно близкий человек,
что тоже объяснимо: неловко срываться на чужом, а своему можно под
горячую руку сказать все, что угодно. Работники съемочной группы меня
часто просто прятали, когда Владимир Валентинович вдруг понимал, что
что-то не так на площадке, тогда он начинал гневаться, и кто-то
обязательно говорил: «Вера, идите сюда». Муж искал меня глазами, не
находил, бурно, но сам справлялся с ситуацией и потихонечку
успокаивался.
культура: В чем залог Вашего долгого брака — золотая свадьба уже отпразднована.
Алентова: Наверное, важны уважение и взаимный интерес. Любовь
никто не отменял. Нам по-прежнему хорошо вместе, и мы относимся с
огромным вниманием к тому, что делаем порознь. Активно спорим, бурно
обсуждаем, бывают и ссоры, как во всякой семье. Тихими и мирными нас
назвать нельзя.
культура: Тихие и мирные быстро разбегаются…
Алентова: Не скажите. Моя мама прожила с отчимом очень долго, и в доме никто не повышал голос. Никогда. А мы — шумный народ.
культура: Слава и признание — ноша тяжелая?
Алентова: Не думаю. Актер должен быть успешен. Конечно, есть
такие удивительные люди — у нас в труппе работал Владимир Торстенсен,
артист еще Таировского театра, играл очень маленькие роли и не
претендовал на иные. Просто любил театр и испытывал счастье, что к нему
причастен. Но это пример редкий, в основном все мечтают о больших ролях,
где можно проявиться, а значит — получить признание. И эта ноша желанна
для каждого артиста.
культура: В «Зависти богов» Вы снимались с Жераром Депардье — сегодня он наш соотечественник. Как складывались отношения?
Алентова: Жерар прост в общении, работяга на площадке, как,
собственно, все большие актеры. В отношении к делу ничем не отличается
от наших великих артистов. Знаете, есть пословица: чем плодоноснее
дерево, тем ниже к земле клонятся его ветви.
культура: Вы привели сравнение из мира природы, а сами говорили, что человек городской.
Алентова: Да, я абсолютнейший урбанист. У нас поздно появилась
дача, лет десять назад. И я не хотела ее, не понимала, зачем она нужна.
Сейчас смирилась, хотя бываю там очень редко. За год едва ли наберется
месяц. Мне нужен город, но это не означает, что я куда-то должна бежать,
смотреть спектакли, с кем-то встречаться — нет, просто здесь чувствую
себя уютно. Мне прекрасно дышится в Москве при всем смоге.
культура: У Вас редкая фамилия, которую произносят с различным ударением. Есть ли семейные предания о ее происхождении?
Алентова: В раннехристианские времена появилось слово «алетейа»,
что в переводе с греческого означает «истина». В Библии оно встречается
120 раз, восходит к одному из определений богини Афродиты, ее называли
Алентия, то есть — подлинная, невыдуманная. Известно, что фамилии
образовывались от имени или прозвища, рода занятий или места жительства.
Так что моя — от предков-священников.
культура: Актерская профессия — одна из самых зависимых. Степень свободы возникает с годами?
Алентова: Чувство достоинства во мне проявилось очень рано,
поэтому я не ощущаю того, о чем Вы спрашиваете. Часто можно слышать:
артист — рабская профессия. Не согласна. Ты либо раб, либо нет. Да и
особой зависимости в актерской судьбе не вижу. Зависти, о какой часто
говорят применительно к театру, везде много. Вот талантов мало в любом
деле. Сложность же, связанная с творчеством, в том, что нет четких
критериев. Скажем, фигурист выполнил сложный элемент, легкоатлет прыгнул
на определенную высоту, и спортсмены, которые не могут этого повторить,
уверены: первый и есть лучший. В искусстве постоянно возникает вопрос:
кто сказал, что ты талантлив, а я нет, и чем это доказано? Мало ли, что
тебе аплодируют, другому — не меньше. И так рождается чувство
несправедливости и обиды.
культура: Человек меняется?
Алентова: Кто-то замечательно пошутил: с годами приходят
старость и мудрость, но иногда старость приходит одна. Да, с возрастом
мы больше прощаем, понимаем ошибки людей и относимся к ним не так резко,
как в молодости. Но по сути своей, мне кажется, человек остается
прежним. Уже в маленьком ребенке виден характер, и он никуда не
девается.
культура: В детстве Вы жили в разных уголках страны: Север, Узбекистан, Алтай, а в школу пошли на Украине?
Алентова: Я дитя войны, в Кривой Рог мы приехали в трудное
голодное время, мне пять лет. Город еще не был восстановлен, на
прогулках дети играли на развалинах домов, уничтоженных фашистами. Но
люди не унывали, их сплотила победа, радость витала в воздухе. Все
дружили, никому в голову не приходило, кто какой национальности. Так мы и
выросли, интересуясь качествами человека, а не его происхождением. То,
что заложено в ранние годы, остается на всю жизнь, и самое ужасное, что
нынче программируется: русские и украинцы вдруг стали не братьями, а
врагами. Не знаю, чем все закончится, но печалюсь, что даже близкие
православные народы оказались разъединены. Страшат последствия.
культура: Вы вместе с Владимиром Меньшовым ведете курс во ВГИКе. Кто из абитуриентов притягивает внимание?
Алентова: Профессиональные способности, разумеется, важны,
однако всегда привлекают проявления личности. За ее ростом хочется
наблюдать. Если человек пуст, как барабан, этого не скроешь, но есть те,
в ком видишь перспективу. Научить получается только при желании самого
студента. Он должен чувствовать потребность развиваться. Если она есть,
то и талант обязательно проявится. Бывает, что заинтересованности нет в
природе человека. С ленивыми и неповоротливыми ничего не сделать.
культура: Тогда отчисляете?
Алентова: Да, на ранних курсах, если понимаем, что студент не
растет, ошибся в выборе профессии. Бывает тяжело и обидно, когда
советуем поискать себя в иной сфере. Но тем самым спасаем от
разочарований и обид в будущем — ведь они неизбежны, когда человек
занимается не своим делом.
культура: Что существеннее: открыть перед учеником профессиональные просторы или помочь выбрать свою, пусть и не широкую,но самостоятельную дорогу?
Алентова: Самостоятельность в мышлении — чрезвычайно важна, но встречается крайне редко. Многое зависит от человеческих ориентиров, а они формируются с детских лет. Надо ценить в ребенке личность, считаться с его мнением. Если он чего-то не хочет, и ты понимаешь, что это не каприз, не переубеждать, уважать его «нет». Когда мы учились в Школе-студии МХАТ, независимость суждений ценилась высоко. Наши замечательные педагоги, если мы отвечали банально, умели так посмотреть, что без единого слова — от одного взгляда — становилось стыдно за то, что ты неинтересен и сер. Тогда срочно бежали в библиотеки, читали и старались выработать собственное, пусть и ошибочное мнение. Потом отстаивали его. Конечно, легче тем, кто с детства высказывал свою точку зрения, и родители с ней считались.
культура: Вы выпускаете воспитанников в мир кинематографа. Как оцениваете его состояние?
Алентова: Ребята в основном снимаются в сериалах, а они, к
сожалению, не остаются в памяти: прошли и забылись. Минули времена,
когда народ знал и любил своих актеров. Сейчас таких — маленькая
прослоечка. А ведь всеобщее признание дарят только экранные образы,
театр все-таки не массовое искусство. В период кризиса кинематографа мы
многое упустили. Выросло поколение, которому российские актеры
неизвестны. Молодежь отлично знает звезд Голливуда — их биографии и
роли. Но я не склонна паниковать — у нас великолепная школа и прекрасные
артисты.