В театре Пушкина перечли «Женитьбу Фигаро»

 Евгений ПИСАРЕВ: «Я не хотел, чтобы Лазарев изображал Навального»

В театре имени Пушкина сыграли шумную премьеру — «Женитьбу Фигаро». Эта роскошная по всем статьям постановка (в пять этажей декорация, костюмы, звездный состав) прозвучала чуть ли не манифестом от режиссера Евгения Писарева, до сих пор не любителя громких заявлений, скандалов и резких шагов. О своем «Фигаро», о тренде в современном театре и почему Сергей Лазарев, играющий Фигаро, не поет в «Фигаро», худрук Пушкинского рассказал обозревателю «МК».

— Я не задавался целью выступать с манифестом, но если это так звучит, то для меня это естественно и честно. Сейчас столько провокационного и социально направленного в искусстве, что, кажется, на сцене жизненнее, чем сама жизнь. Но если мы будем заниматься только этим, мы одичаем. У меня в «Фигаро» — вызывающе красиво и вызывающе изысканно. Но если в оформлении (свет, декорация, костюмы) этого добиться легче, то артистам… им сложнее. И я рад, что им не просто пробиваться к красоте и гармонии.

Да, у нас проданы все билеты, спектакль принимается на ура, но это не просто коммерческий успех веселого спектакля: зрители аплодируют честному театру. Может быть, в этом и есть манифест — чтобы театр вспомнил, что он — театр. Когда Фигаро (Сережа Лазарев) говорит о политике, я не хочу, чтобы он изображал Навального. Его герой хочет личного счастья, он «все видел, всем занимался, все потерял» и может разувериться в главном — в любви. А я не хочу, чтобы человек сегодня разуверивался, — это самая болевая точка.

— В Москве идет несколько интересных или даже актуальных «Фигаро» — в драме, в музыкальном театре. Ты всех видел?

— Я видел всех «Фигаро». Я настолько люблю эту пьесу, что считаю ее очень важной для себя. Именно она в моей судьбе сыграла решающую роль: если бы не она, я никогда бы не стал артистом, не пришел бы в театр. Поэтому я каждый раз жду очередную в Москве постановку. Поэтому для меня «Фигаро» много не бывает. Но скажу тебе честно, что после того сатировского спектакля — последнего в жизни Андрея Миронова — я ничего лучшего по духу и по тональности не видел.

За «Фигаро» смело берутся те, кто мало или ничего о пьесе не знает, ничего не читал. Я же, наверное, более робкий человек, поэтому долго боялся к ней прикасаться.

— В Театре сатиры тот самый легендарный спектакль Валентина Плучека с Мироновым в главной роли появился в 69-м году — а это было совсем другое время, другая страна. Как у тебя отражается время в «Фигаро»? Ведь на сцене — роскошь, кринолины, парики — с этим ты не в тренде.

— Спектакль Плучека возник, казалось бы, в очень неподходящее время — время такого шептального реализма в театре. Уже вовсю была Таганка, «Современник» со своей художественной правдой жизни. А на сцене Сатиры вдруг — роскошь, зеркальная красота. И тот «Фигаро» с Мироновым был совсем не в тренде. И мне, которому нравится многое, что происходит в театре, показалось, что пора сходить в ту сторону, не побояться роскоши. Но это не значит, что не надо слышать кошмар улицы.

Я, когда готовился к столетию Камерного театра (теперь театр им. Пушкина. — М.Р.), многое понял про Таирова. Он был в стороне от того, что происходило вокруг, и от того, что делал, например, Мейерхольд, который существовал в активном диалоге с улицей и властью. А Таиров у себя в Камерном создавал свое время, чересчур изысканное, и противопоставлял его существующему. Я себя ни с кем не сравниваю, но это мое отношение ко времени: кто-то хочет идти с ним в ногу, а кто-то — делать что-то противоположное. Если ты правильно ставишь комедию, в ней все проявится, в том числе и современность. А ставить себя выше автора… Знаешь, часто видишь, что плохие пьесы у хороших режиссеров обычно получаются лучше. Здесь же — исключительная пьеса, и ее надо только суметь услышать.

— Фигаро — Сергей Лазарев. Ставка сделана на его популярность? Он — из шоу-бизнеса, человек из телевизора. Другого артиста на эту роль в театре не было?

— Есть артисты, которые, возможно, глубже, опытнее и легче, чем он, разобрались бы с текстом, но… Вопрос не только в популярности Сергея — важно, какой он человек. Для меня — ранимый, тонкий, с грустными глазами, глубже, чем представляет его шоу-бизнес. И для меня не было другого Фигаро. И потом — он мой ученик, понимает меня, я в него верю. Надеюсь, спектакль будет идти долго, и Сергей будет взрослеть вместе с ним.

— Исключительная вещь — знаменитый монолог Фигаро идет без купюр, отчего действие, как машина на пятой скорости, резко затормозит, и...

— Да, я не выбросил из него ни слова. Казалось бы, Бомарше делает комедию положений, с любовной интригой, и вдруг останавливает действие. Почему? В уста Фигаро он вкладывает монолог, но он в первую очередь о нем самом — о неудавшемся политике, журналисте, несостоявшемся драматурге, который всех раздражал, не принадлежал ни к какой группировке, ни к какому союзу. Но он все выдержал. На втором спектакле Сережу Лазарева три раза прерывали аплодисментами, когда он читал: «У нас, в Испании... введена цензура…» Как ты это произносишь — от этого многое зависит.

Монолог — важнейшая в пьесе вещь. Андрей Миронов начинал играть в 27 лет, а я смотрел его последний спектакль, когда ему было 46. И только сейчас понимаю, что весь спектакль игрался им ради этого монолога, хотя он тоже был купирован. Миронов у меня до сих пор стоит перед глазами. В «Ленкоме» монолог очень сильно обрезал Марк Захаров, его также сократил Серебренников; у Богомолова осталось несколько фраз, и они перешли в пролог. В полной же версии он сохранился только в радиоспектакле, его можно послушать на YouTube. Заметь, в опере монолога вообще не существует — если его выбросить, останется любовная линия, действие ничего не теряет и сохраняет динамику. Поэтому его плохо помнят. Но он ведь не для действия, когда надо смеяться сильнее и сильнее, а для смысла — здесь требуется остановка. Но для меня он личный, программный.

— Почему ты считаешь, что артистам сложно играть в этом спектакле?

— Для них нет проблемы сыграть комедию, но это не простецкая, а очень умная пьеса. Артисты долго не верили, что она глубокая, не понимали, почему я запрещаю менять слова и места слов во фразе, особенно у графини, у Фигаро. На репетициях мы часто слушали пьесу на французском языке (запись «Комеди Франсез»), очень важно было понимать, где речь убыстряется, где замедляется. Ведь современная комедия — это такое SMS-ное общение. А тут — изящная словесность. С моим грустным пониманием комедии как жанра я пошел на то, чтобы убрать все танцы, и оставил один музыкальный номер. Я оставил Лазарева без вокала и тем самым обманул ожидание публики. Это удешевило бы всю затею.

Я рад за Вику Исаеву (Графиня) — у нее это первая комедийная роль и новый шаг в развитии. Саша Арсентьев (Граф) вообще входит в конкуренцию с выдающимися исполнителями этой роли, например с Ширвиндтом. «Не заставляй меня играть Ширвиндта!» — кричал он мне на репетициях. Саша Урсуляк (Сюзанна), которая очень много занята в репертуаре театра, после «Доброго человека из Сезуана» здесь резко меняет градус своего существования. У нее есть энергия — когда у всех на репетициях опускались руки, именно она говорила: «Нет, давайте еще пробовать».

«Фигаро» заканчивается у меня не общей песней с танцами, а вопросом. Когда возникла музыка Моцарта (она не иллюстративная, как у Россини, а парит как бы сверху), ангелы или духи, заварившие всю эту историю, в финале оказываются совершенно растеряны перед тем, что видят — как люди обходятся с любовью.