Тамара ЛЯКИНА. ДНИ ЖИЗНИ

6 октября Тамара Лякина отметит свой юбилей, что для редакции стало поводом поговорить о театре, о судьбе самой актрисы, которая в эпоху Бориса Равенских в Театре им. А. С. Пушкина являлась ведущей и сыграла значимые роли в «Поднятой целине» Варюхи-Горгохи, в «Днях нашей жизни» — Оль-Оль, в «Романьоле» — Чечилии, вошедшие в историю советского театра.

Когда она заканчивала ГИТИС (а было это полвека назад), ее приглашали в чуть ли не все столичные театры. Но Лякина пошла к Борису Равенских, в Театр им. А. С. Пушкина, который был в ту пору одним из самых интересных в Москве. Борис Иванович звал не просто в труппу, а на главную роль. И сдержал слово. 
Шестидесятые и семидесятые годы были для Тамары Лякиной золотым временем. Без преувеличения, на ней держался репертуар. Она играла в пьесах Горького, в советских — от Мдивани до Гельмана, реже — в классическом репертуаре, а также в инсценировках по романам «Поднятая целина», «Как закалялась сталь».

Если театру и разрешали взять зарубежную пьесу, то исключительно политически выверенную. На пороге института Лякиной предсказывали большую сценическую судьбу и роли трагических героинь: Джульетты, Нины Заречной, Ларисы в «Бесприданнице». Предсказание сбылось лишь наполовину: судьба — да, около шестидесяти ролей, полвека в одном театре, признание публики, любовь учеников и коллег. Только Джульетты и Нины Заречной она не сыграла. Не было у нее ни Шекспира, ни Чехова. Правда, случился Островский. В «Бесприданнице» (постановка Владимира Салюка, 2003 г.) Лякина сыграла, конечно, не Ларису, а ее матушку — Огудалову. Что ж делать? — время работает не на актера. Сегодня народная артистка Тамара Лякина занята всего в двух спектаклях: в «Повестях Белкина» (режиссер Юрий Еремин) и в легкой французской комедии «Дамский портной» (режиссер Александр Огарев). В «Портного», где ее молодые партнеры нещадно комикуют и сбиваются то на фарс, то на водевиль, она вносит свою личную тему — тему внутреннего достоинства. Достоинства артиста и человека.

Наш разговор начался с воспоминаний актрисы о блистательных партнерах ее прежних лет. Я попросила Тамару Ивановну рассказать о Леониде Маркове, с которым она играла в 60-ые.

— Он пришел в Пушкинский после Театра Ленинского Комсомола. Нашей первой совместной большой работой стал спектакль «Романьола». Про любовь играли. Он — герой, итальянец, я — молодая итальянская девушка. Марков был актер резковатый. В Театре Ленинского комсомола он считался «фрачным героем» — красивый мужчина на сцене. Я помню в «Петровке, 38» Юлиана Семенова он играл Сударя — грабителя, жулика. Семенов пришел на репетицию и говорит: «Боже ты мой, как он играет! У него глаза без зрачков». Настолько Лёня яростный был. Семенов даже вписал в пьесу ремарку: «вошел человек с глазами без зрачков». А в «Романьоле» Равенских дал Лёне роль романтика — положительного героя, влюбленного. Я тогда — молоденькая, порой капризничала, когда что-то мне не нравилось. Леня меня успокаивал: «Спокойно, спокойно, он из нас делает артистов». Хотя сам Леня уже артистом был, это я была еще неопытная.
Равенских объяснял нам всё за столом, на сцене уже никакой свободы не давал. К театру было другое отношение. Какие композиторы с нами работали: Соловьев — Седой, Долуханян, Колмановский, Островский. В театре тогда имелась оркестровая яма. Был замечательный дирижер Юрьев. Он приводил с собой музыкантов. А сейчас ямы нет, все идет под фонограмму. Например, если ставили переводную пьесу, обязательно делали литературную обработку. «Романьолу» обрабатывал ни больше, ни меньше, как Михаил Светлов. К нам приезжал автор пьесы — Луиджи Скуарцина, который сам и поставил ее в Италии. Приезжал с труппой, смотреть наш спектакль. Про Маркова сказал: «Мало того, что он играет настоящего итальянца, он играет выходца из какой-то провинции». Но это у Лёни, конечно, вышло случайно. Он был очень хороший актер, редкий.

— В одном лишь спектакле — «Ревизоре», где я играла Анну Андреевну, а он Хлестакова. По одному спектаклю обычно отношения с партнером не выстроишь, но Витя был необыкновенный человек. Придумал целый ритуал. Когда он приходил в театр и шел по коридору в свою гримерку, то обязательно проходил мимо моей. И не было ни разу, чтоб он не остановился у моей двери, не постучал и не сказал: «Актриса уже пришла?». Он так трогательно спрашивал и заглядывал, а я отвечала: «Актриса на месте». «Тогда я спокоен и могу начинать», — говорил он. Это у нас существовало как паооль. Работалось с ним легко, я люблю таких артистов. Знаете, есть артисты, которые подходят к взрывным моментам исподволь, потихонечку набирают, накаляются — и взрываются. А есть такие, что в себе держат, держат — и взрываются сразу. Я больше люблю вторых — у них всё внутри накоплено. Пюздицкий был таким — взрывным, предельно нервным и по-хорошему театрален.Таких актеров мало. Для него другой жизни не существовало, как жить все время на театре. В нем постоянно что-то клокотало. С ним было вроде просто, но ты понимал, что рядом — Актер. Славный он был человек и прекрасный артист...

— Да. Моя первая роль — ввод в спектакль «Деревья умирают стоя». Фаина Георгиевна играла бабушку, а я — молодую служанку. Текста немного, я его произнесу и хочу уйти со сцены, а Раневская меня удерживает: «Не уходите, пока я вас не отпущу». И начинается пир актерской импровизации. Она как-то ко мне трогательно относилась — жалела, что я худенькая и бледная, подкармливала. Помню, мы были на гастролях в Челябинске, жили в гостинице. Вдруг горничная приносит мне от нее клубнику со сливками в вазочке, с такой маленькой красивой палочкой. И говорит: «Палочку обратно принесите, она ждет». Гостиница досталась шумная, душная. Фаине Георгиевне там было плохо, она хотела уехать. Тогда ей предложили жить за городом, в каком-то доме отдыха. Она позвала меня с собой. Приехали мы в этот дом отдыха, она долго ходила, явно искала, к чему бы придраться. «А где у вас туалет?» — спрашивает. Ей показали на улице маленький дощатый домик. Она вышла недовольная и говорит: «Нет, я здесь жить не буду — я не могу «орлом».

— «Эта сердитая старуха к вам очень добрая, так как любит всё талантливое". И мелким почерком приписано: «Пожалуйста, будьте счастливы, дорогая».

— И как вы считаете, Вам это удалось?

— ...артист не может сказать, что он счастлив. Всегда кажется, что можно бы прожить по-другому, более счастливо, больше сыграть. Но я верю в судьбу — как сложилось, так, значит, и надо. Я где-то поступилась как актриса, когда у меня образовалась семья. Когда родила дочь, я была молодой, репетировала бесконечно. Я — только в театре, а муж еще и снимался. Моя мама взяла Ленку на себя.

— А что про него рассказывать? Мы с Юрием Горобцом (в настоящее время — актер МХАТ им. Горького — ред.) уже 42 года вместе! Он прекрасный актер, «нутряк». Единственный, на кого Равенских никогда не кричал. На сцене способен такие паузы держать, что можно с ума сойти. Считается, что людям нашей профессии вдвоем ужиться трудьо, но мы справились.

— Мы много играли, лет пят. были просто партнерами. А потом, в шестьдесят пятом, случились «Дни нашей жизни» Леонида Андреева, и мы по-другому посмотрели друг на друга. Так начались дни нашей жизни.

— В шестидесятые годы публика была более доверчивой, что ли, отзывчивой — верила в то, что происходит на сцене, сопереживала. Зритель приходил в театр потому, что хотел получить там нечто. Чувствовал эту потребность. А сейчас считается, что он приходит в театр отдыхать. Развалится в кресле и ждет, что мы его будем развлекать, смешить. Для этого есть шоу и другие развлекательные жанры, в драматический театр приходят не за этим.

— Все-таки чтобы напоминать о вечных ценностях: любви, верности, чести.