Top.Mail.Ru
Любовь не для продажи | СМИ о Московском драматическом театре

Для Театра имени Пушкина спектакль Юрия Бутусова — и художественный успех, и серьезное испытание. Он может свидетельствовать о том, что художественный руководитель Евгений Писарев отказывается от концепции Пушкинского театра как места для демократических развлечений, как образцового, высококачественного бульварного театра. Парадокс в том, что Писарев приложил очень много сил для того, чтобы доказать состоятельность этой модели и привести в театр толпы "простых" зрителей — тех, большинство которых вряд ли захотят смотреть "Доброго человека из Сезуана". И если приглашение Юрия Бутусова — не разовая акция худрука, продиктованная стремлением иметь в пестром репертуаре хотя бы один "фестивальный" продукт, а сознательная смена курса и первый, трудный шаг навстречу заведомо более узкой аудитории, то перед Евгением Писаревым следует снять шляпу.

Впрочем, новое лицо Театра имени Пушкина прояснится со временем. Что же касается "Доброго человека из Сезуана", то этот спектакль и для самого Юрия Бутусова может оказаться если не поворотным, то очень важным — он лишен, с одной стороны, той беспорядочности и избыточности, что отличала "Чайку" театра "Сатирикон", а с другой стороны, той сумрачной недосказанности, которая царила в "Мере за меру" Театра имени Вахтангова. В "Добром человеке..." режиссер Бутусов вроде бы верен себе: на фоне раздетых до кирпича стен сценической коробки он сочиняет очень плотный, небытовой, буквально пропитанный музыкой и пластикой, щедро насыщенный запоминающимися образами театральный текст. Но при этом кажется едва ли не минималистом по отношению к самому себе последних нескольких сезонов.

Есть, наконец, в сюжете о премьере в Театре имени Пушкина и еще одна интересная метаморфоза — она произошла со знаменитой пьесой Бертольта Брехта. Далекая, почти что нереальная китайская провинция стала местом действия притчи о несправедливости мира и об уязвимости добра: в Сезуан прибывают боги, ищущие хотя бы одного доброго человека, но та, кто может им оказаться, главная героиня пьесы, проститутка Шен Те, вынуждена время от времени переодеваться и являться окружающим в образе своего "злого" двоюродного брата Шуи Та — иначе ей не совладать с нечестными и недобрыми окружающими, думающими только о своих мелких сиюминутных интересах и потребностях.

Для Брехта человек — жертва несправедливо устроенного общества, которое можно и нужно изменить к лучшему. Великий немецкий драматург и театральный мыслитель был строгим экзаменатором и насмешливым судьей общества. Режиссер Бутусов не просто не собирался делить с автором эту непопулярную сегодня миссию — ему вообще чужды какая-либо социальная озабоченность и гражданский пафос. Что касается спустившихся на землю у Брехта богов, то с ними режиссер обошелся хоть и бесцеремонно, но по-театральному остроумно — превратил в одну молчаливую и застенчивую девушку (Анастасия Лебедева), которая произносит всего несколько слов в финале, прежде чем буквально убежать из этого мира, которым никто не может управлять. Но есть и вещи сложнее. 

Мир, по Бутусову, конечно, очень жесток — как и у Брехта, но не подлежит ни осмыслению, ни улучшению. И ни в какие хорошие концы поучительных историй ни режиссер, ни театр не верят. (Пятьдесят лет назад, когда пьесу Брехта гениально поставил со своими учениками Юрий Петрович Любимов, все было, разумеется, совершенно иначе — но любые сравнения с Таганкой сегодня вряд ли уместны.) Да и зрители, наверное, тоже не верят. Не случайно, что брехтовские зонги, в которых автор напрямую обращается к зрительному залу, в спектакле Юрия Бутусова исполняются по-немецки — иностранный язык соединяется с переводом на бегущей строке, но хлесткие песни, аккумулирующие брехтовские главные мысли, остаются здесь не более чем выразительными ритмическими отбивками. 

В отсутствие богов и надежд на спасение пьеса Брехта словно теряет внятные ориентиры. Но режиссер все-таки находит опору — и для самого себя, и для зрителей: главным в спектакле становится сюжет о поруганной любви Шен Те к безработному летчику Янг Суну (Александр Арсентьев). Конечно, пьеса "Добрый человек..." не прогибается до уровня простой мелодрамы, но испытывает в руках Бутусова изрядные внутренние напряжения. Трудно сказать, выдержал бы их спектакль, если бы не Александра Урсуляк, играющая Шен Те. Новый спектакль Театра Пушкина — тот случай, когда можно говорить о рождении большой актрисы, смелой, отважной, готовой к самым резким превращениям, к переходам из одних игровых регистров в другие — и способной покорить своей воле зрительный зал. В спектакле есть несколько хороших актерских работ (прежде всего у Александра Матросова, играющего водоноса), но именно Урсуляк поднимает спектакль до уровня театрального события — ее взгляд, ее энергию и ее пластику, как и ее трагический финальный выкрик, уносишь из театра как редкое и драгоценное зрительское переживание.