В начале нового тысячелетия у расположенного в самом центре столицы, но имевшего к тому времени весьма печальную славу Театра им. Пушкина появился новый худрук - Роман Козак. Тогда многие полагали, что деятельный и энергичный режиссер будет неизбежно побежден сценической рутиной, знаковым воплощением которой считался вверенный ему коллектив. Минувшее десятилетие опровергло эти мрачные прогнозы. О сложностях, с которыми сталкивается новый худрук в старом репертуарном театре, и о том, как их преодолеть, Роман Козак рассказал обозревателю "Известий" . Известия:  Совсем неподалеку от Театра им. Пушкина находится Театр им. Станиславского, в котором продолжается противостояние значительной части коллектива и нового худрука Александра Галибина. Вам пришлось столкнуться с чем-то похожим? Роман Козак: Я не очень понимаю, с чем там Саша Галибин столкнулся. Дело в том, что я сам побывал в этом театре в начале 1990-х в качестве и.о. худрука. Выпустил неудачный спектакль "Дон Кихот" по Булгакову с Александром Феклистовым и Игорем Золотовицким - и ушел. Это был один из самых главных провалов моей жизни. Известия: И этот провал был как-то связан с проблемами в коллективе? Роман Козак: Да нет, что вы! Просто пьеса сложная оказалась. И замысел не очень подходящий. Я придумал, что Дон Кихот никуда не уходит, все приключения случаются дома в его воображении, домашние пытаются его вылечить, а Росинант - это всего-навсего фарфоровая статуэтка, стоящая на его шкафчике. Сейчас я понимаю, что это была никудышная идея. Но ушел я сам, худсовет меня даже просил остаться. То есть там, я вас уверяю, не такие уж страшные люди работают. Известия:  Ну с тех пор уж лет двадцать прошло... Роман Козак:  Но костяк - Владимир Коренев с компанией - не сильно поменялся. К тому же репертуарный театр - это не только труппа, но и цеха, с которыми надо найти общий язык, администраторы, монтировщики. Может, я просто не успел обозлить их... Известия:  Зато в Театре Пушкина у вас было для этого достаточно времени. Роман Козак:  Когда я только еще собирался сюда прийти, меня сразу же начали пугать. Говорили: тут такие акулы клацают зубами - берегись. И я решил, что надо играть ва-банк. Я, как пришел, сразу сказал: мол, иллюзий не испытываю, репертуар ваш пересмотрел и буду его менять. Более того, я сразу же снял из афиши шесть спектаклей. И, вы знаете, по-моему, многие тогда просто вздохнули с облегчением. И я вдруг понял, что нет тут никаких акул. Тут работают по преимуществу нормальные, интеллигентные люди. Известия: Откуда же взялась вся та пыльная рутина, которой был славен в конце 1990-х Театр имени Пушкина? Роман Козак: А знаете, как накипь в чайнике образуется? Постепенно. Но вы правы. Когда я стал худруком, сюда ходили командировочные и несколько пьяных людей с Тверского бульвара. Я понял, даже почувствовал: чтобы победить, надо обеспечить здесь успех - громкий и очевидный. И я зашел сбоку - выпустил "Академию смеха" с Андреем Паниным и Николаем Фоменко. Известия:  Это же люди со стороны. Неужели труппа не роптала? Роман Козак: Нет, потому что надо быть больным, чтобы не понимать, что в труппе нет артистов, могущих заменить Панина и Фоменко. А потом были "Ромео и Джульетта" с третьим курсом Школы-студии МХАТ, то есть тоже с людьми со стороны. И опять никакого ропота. Понимаете, это были мотивированные поступки. То есть я всякий раз мог ясно объяснить, зачем мне нужны эти новые люди. А мотивированность поступков сокращает количество обострений. Сейчас тут никому в голову уже не придет назвать Фоменко, Феклистова или Марию Аронову артистами со стороны. Уже поняли, что наличие трудовой книжки в отделе кадров не является для театра решающим обстоятельством. Фоменко или Феклистов - это вторая труппа театра, некадровая, внештатная, но все равно труппа. Известия: Если бы вас сейчас пригласили в какой-то другой театр, большой и престижный - вроде Александринки, вы бы готовы были принять такое предложение? Или окончательно и бесповоротно пустили корни здесь? Роман Козак: О такой перспективе, честно говоря, я не думал никогда. Но вот что вам расскажу. Много лет назад ко мне пришел генеральный директор компании "А-Медиа" Александр Акопов. Это была заря сериального бума, и они открывали актерскую школу. Зачем для съемок сериалов нужна школа, я решительно не понимаю, но само ее появление - это конец нашим прекраснодушным представлениям о том, что такое актерская школа вообще. Обучение там продолжается три месяца. То есть они учат человека, как себя вести на съемочной площадке, - ну, видимо, чтобы он на камеру не наталкивался - и вперед, в кадр, сто серий... И вот Акопов предложил мне стать худруком всей кинопродукции "А-Медиа", набирать режиссерскую и актерскую группы, быть ответственным за все, что снимается. Он предложил мне оклад 15 000 долларов в месяц. Семь лет назад это были огромные (для меня, во всяком случае) деньги. Я начал мычать что-то в ответ... В общем, он ушел, обидевшись. Он, по-моему, просто не понял, как можно отвергнуть столь выгодное предложение, имея за плечами какой-то там театр. Известия:  Тем не менее вы чувствовали тут первое время, что пришли со своим уставом в чужой монастырь? Или вам казалось, что в Театре Пушкина вообще нет никакого устава. Роман Козак: Да какой устав! Большинство театров только притворяется, что имеет какой-то там устав и традиции. Они клянутся именем давно умерших людей, которые, если бы они воскресли и увидели, во что превратились их так называемые традиции, то, наверное, немедленно умерли бы еще раз. Известия: Я спрашиваю об этом, потому что, формально говоря, Театр Пушкина имеет традиции не менее славные, чем традиции вахтанговцев, например. Это ведь театр Александра Таирова. Роман Козак: Да, разумеется. Вот видите, люстра у нас над головой висит. Она из кабинета Таирова. Другой вопрос, что эта люстра - то немногое, что связывает и связывало в конце 1990-х этот театр с Таировым. Искусство, тем более театральное, невозможно мумифицировать. От него остается только память. Как сказал Славомир Мрожек: от нас остается только желтая бумага... Известия: А есть в мире театр, который вы сейчас считаете идеальным? Роман Козак: Наверное, "Театр дю Солей" Арианы Мнушкиной в Париже. Но это театр авторский. А все авторские театры живы до тех пор, пока жив этот самый автор. Известия:  Да. Недаром в Германии после смерти Пины Бауш ее вуппертальский театр никто не собирается законсервировать и сохранять как обитель великих традиций. Это в известном смысле безжалостная система, но она жизнеспособная. Роман Козак: А у нас после ее смерти наверняка возник бы Театр имени Пины Бауш. И он еще много лет превращался бы в живой труп и смердел. У нас вообще все былые достижения театра обычно превращаются в название и перемещаются на фронтон здания - Театр им. Вахтангова, БДТ им. Товстоногова. Но между тем, что значится на фронтоне театра, и тем, что происходит за его стенами, обычно нет никакой связи. Известия:  А вы сами какой театр строите? Авторский? Роман Козак: Я бы сказал, что я строю не авторский театр и не интендантский, а соавторский. Для меня всегда было очень важно приглашать людей со стороны. Особенно молодых. Я ведь не случайно позвал сюда Кирилла Серебренникова еще на заре его карьеры. Он поставил у нас в филиале один из лучших своих спектаклей - "Откровенные полароидные снимки", Евгения Писарева. Совсем недавно я пригласил Василия Бархатова. Я знаю, что мой путь не только в самовыражении, но еще и в педагогике, в открытии чужого таланта. Я ведь ученик Олега Николаевича Ефремова. А он привил мне зачатки какого-то демократизма. Поэтому я сразу решил, что монастырь этот, как вы выразились, не только мой, и что я не буду делать устав только под себя. Конечно, мне нравится самовыражаться. У меня, например, возникла сейчас шальная идея сделать спектакль по "Книге о вкусной и здоровой пище". Помните это сталинское издание со вступительной статьей Микояна? Это феноменальный текст. Известия:  Хороший режиссер может поставить даже телефонную книгу. А "Книга о вкусной и здоровой пище" куда интереснее. Роман Козак:  Вот именно. Особенно в наше время всеобщей всеядности. Но самовыражаться и строить авторский театр - это не совсем одно и то же. Для меня главное - чтобы театр, которым я руковожу, не стал замкнутой системой, чтобы он был открыт для театральных поисков. А задачи переместиться на фронтон у меня нет. "Известия", 19 марта 2010