Клетка для клерка
Кокетливость названия - две иностранные буквы, вызывающе вклинившиеся между русскими, - этому спектаклю на удивление к лицу. В спектакле этом все ненатурально, ненормально и неестественно - так задумано режиссером Романом Козаком, так сыграно и актерами, с вывертом. Легко догадаться, что речь идет об офисе, где неотличимые друг от друга клерки проводят значительную часть своей жизни. Офис в пьесе немецкого драматурга Ингрид Лаузунд странный и какой-то зловещий. То урна вдруг сдвигается с места и катится на сотрудников, то кофейный автомат подпрыгивает, издает злобные звуки, то кактус в горшке ни с того ни с сего начинает опадать. Не говоря уж о бедных клерках. Чем занимаются - неясно. Их пятеро, в одинаково строгих костюмах. Весь спектакль клерки вытанцовывают какой-то дикий танец перед дверью начальника, на которой время от времени загорается красная лампочка. Они изворачиваются, выламывают спины, приседают, припадают, вскрикивают. На афише в подзаголовке написано: вечер для людей с нарушенной осанкой. Но у этих людей и с психикой не все в порядке. И всему виной он, Офис. Его так и следует обозначать, с большой буквы, очень уж власти у него тут много.
Никакого сюжета в пьесе нет, зато есть точная, острая, гротескная картинка служебного бытия. Роман Козак гротеск еще больше усилил, позвал на помощь балетмейстера Аллу Сигалову, и актеры, играющие в этом спектакле, в сущности, так и протанцевали свои роли. Не прожили, как положено в традиционном психологическом театре, а как-то пробежали, проскользили, виртуозно и стремительно. Козак собрал при театре студию молодых артистов (СМАРТ), они и играют. Все как один играют лихо, по-другому не скажешь: Владимир Моташнев, Игорь Теплов, Елизавета Лотова, Анастасия Панина, Алексей Рахманов.
Вроде все не всерьез, на лету, а как подумаешь, жуть берет - что работа с людьми делает. Вынуждает выражение лица перед зеркалом отрабатывать, взгляд и позы тренировать. Вынуждает лгать и лицемерить. Коллег локтями отталкивать. Потому что, если ты не съешь, то съедят тебя - таков закон не джунглей, а офиса. И гнуть хребет вынуждает, под удар подставлять. Вот девушка, симпатичная, бедрами виляет, ножки демонстрирует, зашла в начальственную дверь, а вышла с ножом в спине. И ничего, хоть бы хны. Еще руководство любит головы отрывать подчиненным, они так и выходят с головой под мышкой. Или вот один клерк другому пощечины отвешивает, раз, другой, третий, а тот его оправдать пытается, в затылке чешет: что, интересно, он этим сказать хочет? Здесь подтекст, внутренние мысли, привычный служебный диалог сопровождающие, озвучены и весьма виртуозно в беседу вставлены. Эффект, надо признать, поразительный - смешно и страшно одновременно. А впрочем, чему удивляемся? Так ведь и водится - говорим одно, думаем другое.
Пьеса Ингрид Лаузунд на самом деле называется "Бесхребетность". Сами видите, есть в этом названии некое назидание, есть оно и в пьесе, в самом конце. Там каждому из участников дали монолог произнести, душу открыть, чтобы зрители поняли, о чем речь шла. Ну то есть, что все они, белые и пушистые, мечтают вырваться из этого офисного плена, и только нарушенная осанка (на самом деле - бесхребетность) не позволяет. Так вот назидание спектаклю Козака не идет совсем. Оно тут лишнее, его хочется вычеркнуть. Потому что мы и так все поняли, спасибо.
