И пелена спадёт, и … занавес

Премьера «Тартюфа» французского режиссера Брижитт Жак-Важман на сцене театра имени Пушкина состоялась 12 мая, как и первая, скандальная, наделавшая много шума постановка Мольера в 1664 году.

Премьера с очень лаконичной и статичной сценографией (Лариса Ломакина) и скупой, по некоторым меркам современного театра режуссурой, на самом деле делает глубокий реверанс в сторону актёров. У актера здесь есть возможность самовыражаться с помощью слова, через слово, хоть это и слово 350-летней давности и французом написанное. Играют в театре Пушкина перевод М. Лозинского. Тем интереснее задача в век режиссерского театра. Не имея возможности укрыться за спецэффекты и придумки художника и режиссера, здесь у актеров есть уникальный шанс выходить на сцену и покорять зрителя только самим собой. А это задача не из простых, хоть и, согласитесь, в случае успеха, достойная персональных аплодисментов. Этот спектакль танцует от личности на сцене. Он из тех, который или сделает из вас звезду, или заставит зрителя говорить, а вот представь, если бы на сцену в роли «Х» сейчас вышел бы «Y»? И есть шанс у каждого стать тем самым “Y”, театр позволяет.

Все действие спектакля происходит на открытой веранде у дома Оргона, фоном служат массивные двери-ворота в уютный и богатый дом, и имитирующий стены-окна занавес. Оттого ли, что все герои переодеты в современные костюмы, без подчеркнутой принадлежности к какой-либо стране; оттого ли, что эмоции и диалоги часто переходят в зону эмоционального пика, скорее напоминая итальянцев, чем французов, но идентификации со страной-прародительницей не случилось в моем сознании: а так хотелось бы чего-то выпуклого и определенного, comme le vin français, возможно, как и вино, это «что-то» требует выдержки и появится со временем.

Ставшее нарицательным имя Тартюфа еще в мольеровские время на пути к славе подверглось вивисекции: чтобы пьесу не запретили и выпустили на сцену, Мольеру пришлось дважды переписать ее. То, что видим мы на сцене, мольеровский «Тартюф», но в 3-й редакции. В ней автор был вынужден, в угоду королеве-матери, ревностной католичке, да и по велению самого Короля-Солнце, Людовика XIV, из духовного лица сделать светского человека, но с «высокими моральными принципами». Сняв с Тартюфа рясу, с тем, чтобы прекратить оскорбление церкви и религии (вот это очень свежо, не правда ли? почти что «оскорбление чувств верующих»), Мольер так же переписывает финал, добавляя главы, где спасителем и развенчателем лицемера и обманщика Тартюфа выступает благородный монарх. Что мы и видим сегодня в финале:

Расстаньтесь, сударь мой, с тревогой справедливой.
Над нами царствует монарх правдолюбивый,
Монарх, чей острый взор пронзает все сердца
И не обманется искусством хитреца.
Он, прозорливостью великой одаренный,
На все бросает взгляд прямой и неуклонный;
Он увлечения не знает никогда,
И разуму его несдержанность чужда.
Заслуженных людей он славой украшает,
Но рвение благих его не ослепляет,
И вся любовь к добру не заглушает в нем
Ни отвращения, ни гнева перед злом.

Так что все возникающие аллюзии и параллели с сегодняшним днем, лишь доказательство того, что история ходит по кругу, классика — вечна, все совпадения, как это принято предупреждать, случайны, а герои вымышленны.

Было в мольеровские времена такое «общество святых даров», члены которого, прикрываясь религией, проникали в частные дома, собирали сведения о живущих в них людях, шпионили за ними и сдавали их властям, как за совершенные, так и за вымышленные преступления или сочувствие тем или иным политическим течениям. В пьесе Мольера центральным конфликтом становится то, что принятый как сын Тартюф, обласканный отцом семейства Оргоном, передает королю ларец с бумагами, благодаря которым можно посадить друга Оргона, бежавшего от нынешних властей, да и его самого, укрывавшего документы.

В спектакле же, из-за не совсем традиционного кастинга, роль Тартюфа играет Владимир Жеребцов, симпатичный и молодой актер, центром скорее всего может стать конфликт между настоящими чувствами, которые испытывает Тартюф к Эльмире, жене своего покровителя, и насмешками и разоблачением Эльмирой и другими членами семьи его искренних порывов. На фоне интриг и авантюр самозванца, разрушающего счастливую семью своим появлением, протест молодежи против религиозного фанатизма и старшего поколения пока не слишком заметен, за всех одураченных стойко бьется пока лишь Дорина (актриса Вера Воронкова). Но прогон еще не спектакль. Есть и куда, и о чем, и зачем.