Top.Mail.Ru
Алексей Франдетти. Интервью для MASKBOOK | СМИ о Московском драматическом театре

Как режиссер вы работаете только в музыкальном театре, не хотелось бы попробовать свои силы в драматическом?

По-моему, в нашем театре хватает хороших режиссеров драмы. Когда я смотрю спектакли, например, Юрия Бутусова, то понимаю, что мне до него еще расти и расти.

С какими проблемами сталкивается человек, решивший заниматься мюзиклом в России?

Начнем с того, что на русском языке давно не пишут работ, посвященных мюзиклу. И даже не переводят. У Михаила Ефимовича Швыдкого есть курс артистов мюзикла – но им нечего читать! Спасибо создателям сайта musicals.ru, которые быстро реагируют на новости, но это только сегодняшние, текущие события. У жанра есть довольно богатая история, есть достойные хореографы, либреттисты, композиторы.
Кто у нас знает Сондхайма? А ведь в Америке это один из самых любимых композиторов, о нем даже снимают документальные фильмы. Его самый лучший спектакль, по-моему, это «Маленькая ночная серенада» по мотивам фильма Бергмана. Сондхайм писал сложносочиненные произведения для большого оркестра, очень часто это атональная музыка. Он и либретто часто сам создавал, один из первых его текстов хоть немного известен у нас – это стихи к «Вестсайдской истории». Спасибо Тиму Бертону, который сделал экранизацию, хотя и не очень точную, его мюзикла «Суинни Тодд». Если бы его произведения услышали в России, я уверен, стали бы иначе смотреть на жанр, потому что у нас зачастую все сводится к лампочкам и перьям. Но вот если бы это со вкусом было сделано!
Даже имея хороший материал в виде либретто, у нас зачастую умудряются все сделать так, чтобы выглядело дешево. Но надо сделать поправку на молодость российского мюзикла, ему ведь лет пятнадцать от силы. Жанр музыкальной комедии, каким он был в СССР, больше не существует, он перерос в мюзикл и оперетту. Другой вопрос, почему раньше это было можно смотреть и слушать, а теперь нет…

А режиссеров мюзикла в России где-то учат?


Нет, но их и заграницей не учат. У актеров есть такая специализация, а студенты-режиссеры просто берут большее количество часов по музыкальной режиссуре. Если ты работаешь с хорошими артистами на хорошем материале, то разницы между мюзикловой и оперной режиссурой нет. У самого жанра есть определенные правила: номер открытия, номер закрытия и так далее. Есть правила по музыкальной драматургии – все основные мелодии в первом акте, во второй половине второго акта не вводятся новые музыкальные темы. Но все, что я сейчас перечислил, в России зачастую напрочь отсутствует. У нас, как, кстати, часто и в Европе, к мюзиклу отношение снисходительное - легкий жанр, развлекалово. Надо мной друзья раньше посмеивались, что я езжу в Нью-Йорк и Лондон, чтобы смотреть, смотреть, смотреть, пытаться понять как это работает. Надо знать, как жанр развивается, меняется, а не просто копировать костюмы из одной постановки, танец из другой, мизансцену из третьей. Мюзикл надо любить, как и любое дело, которым занимаешься.

Соблюдаются ли основные правила в «Рождестве О’Генри»? Это ведь очень камерная история.

Да, но с точки зрения жанра там все чисто – все номера на своих местах. Так случилось, что в Америке камерных мюзиклов очень много, а в России их вообще никто не делает. У нас не было желания сделать камерный мюзикл, чтобы соригинальничать. Я просто очень люблю эти рассказы, и музыка, которую я услышал, мне именно поэтому понравилась – она четко попадала в настроение и атмосферу. В филиале Театра Пушкина ставить было страшновато: там четыре столба, которые никак не обойдешь. Но оказалось, что можно с ними что-то сделать, как-то их обыграть. В конце прошлого сезона мы попробовали сыграть несколько номеров на большой сцене… Не сработало. Сразу вся атмосфера разрушается.

Сложно ли было работать с актерами Театра им. Пушкина, ведь когда-то вы стояли с ними на одной сцене?


Это делает работу более ответственной. Одно дело, когда ты просто приходишь с нуля, и совсем другое, когда еще вчера мы были по одну сторону баррикад, а теперь я режиссер. Но ребята в меня поверили, пошли за мной. Я приходил на репетицию с четким планом и пониманием, что и как хочу сделаь. Конечно, вокальная подготовка у всех разная. У нас есть Анна Кармакова, которая из музыкального жанра пришла в драматический, а есть молодой Петр Рыков. Мы работали с изумительным педагогом по вокалу, и артист очень вырос. Я верю, что если у человека есть слух, то все остальное – дело труда. Сам спектакль репетировался недолго, всего два месяца. В Америке есть стандарт: двухактовый спектакль делается за шесть недель. Сложнейший мюзикл «Король Лев» придумывался четыре года, но репетировался тоже шесть недель.

Дальнейшие ваши планы связаны с театром им. Пушкина или есть другие проекты?

Есть несколько идей для Театра им. Пушкина, но прямо сейчас буду ставить в Свердловском театре музыкальной комедии «Дом Бернарды Альбы». Планов, вообще, очень много. В МХТ скоро начинаем репетировать «Гордость и предубеждение». А в марте у меня премьера как у драматурга-переводчика: в Санкт-Петербурге впервые будут ставить малоизвестную оперетту Легара «Страна улыбок».

Вы сами переводите, потому что больше никто этим не занимается или просто нравится?

Удивительное дело, я не очень люблю читать поэзию, но переводить поэтические тексты – это другое. К тому же, пока объяснишь человеку, чего хочешь, легче уже самому все сделать. Для меня очень важно перевести максимально близко к оригинальному тексту, не дописывать и не придумывать. Иное дело, когда хочется сохранить атмосферу и образность, а конкретные слова не так важны. В таком случае, я прошу это сделать кого-то другого. «Пробуждение весны», которое я делал в Гоголь-центре, и «Бернарду Альбу» переводила Женя Беркович. Ей сложно идти слово в слово, а мысль, атмосферу и направление она ловит потрясающе.